Если вскрытый могильник не ограблен в древности и в последующие эпохи и все, что в нем сохранилось и не подверглось тлению, дошло до нас, - это огромная удача для археолога. К тому же, если его удалось раскопать полностью, то информация, дошедшая до нас, резко увеличивается. Тогда мы сможем, словно заглянуть в жизнь древнего коллектива, оставившего этот могильник, не только увидеть то оружие, которым сражались воины, те орудия, с помощью которых они трудились в мирные дни, но и представить себе, что думали они о жизни и смерти, какова была социальная структура и т.д.
Известно, что смерть сородича всегда вызывала у людей двойственное чувство. С одной стороны, ему следует отдать последний долг, снабдить всем ценным, чем он обладал, для загробного путешествия, для жизни в загробном царстве и, очевидно, «для отравления культов в мире без возврата», построить надежный «дом мертвых», дать с собой еду и питье, оружие и орудия труда, одеть его и украсить. С другой стороны, нужно обезопасить живых от его возможного возвращения или губительного влияния, причем, чем большим влиянием он пользовался при жизни среди соплеменников, тем опаснее мог оказаться после смерти и тем весомее должны были быть меры, принятые для того, чтобы его обезвредить. Благодаря обычаю погребать с человеком те предметы, которые символизировали его функции рядового члена общества, военачальника или шамана, - орудия труда, парадное или военное оружие, пиршественные чаши, культовые жезлы, жертвенники и т.д. - мы получаем представление о культуре изучаемого нами общества.

Могильник, поселение или же древний клад и все, что происходят из этих комплексов (от обломков глиняных сосудов или отщепов кремня до монументальных сооружений), составляет основную источниковедческую базу археологии. Интересно, как археолог разбирается в море фактов. Какие операции и в какой последовательности производят над материалом начиная с того момента, как он выкопан, попал в руки ученого и оказался запечатленным в виде рисунка, чертежа или перфокарты? Как и с помощью каких дополнительных средств от археологических фактов мы переходим к археологическим научным построениям?
Любой обнаруженный предмет, оказавшись в руках археолога, ставит целую серию вопросов. Прежде всего, необходимо сразу же определить, что он собой представляет функционально и морфологически. Уникален ли он или повторение того, что уже известно (то есть здесь проявляется умение различать и отождествлять предметы)?

В прошлом веке знаток и исследователь кавказской археологии, председатель Московского археологического общества Прасковья Сергеевна Уварова, плененная красотами края и богатством памятников древности, объездила «нагорные пространства и глухие ущелья, лежащие вне всяких дорог и сообщений, до которых, за редкими исключениями, можно добраться только верхом».
Кобанский могильник, давший название самой блестящей и яркой археологической культуре Кавказа, сразу привлек внимание русских и иностранных ученых к доисторическим древностям Кавказа. В истории его исследования и публикации материалов как в зеркале отражаются светлые и теневые стороны характера археологических работ на протяжении свыше ста лет. Могильник был открыт случайно, когда весенние воды Гизель-дона подмыли вторую береговую террасу, а в обвале показались бронзовые предметы и человеческие кости.

Тысячелетиями евразийские степи были подобны клокочущему котлу, выплескивавшему все новые и новые бурные потоки народов, наводнявшие степные просторы, вливавшиеся в плодородные долины и останавливавшиеся в преддверии гор. Горы и предгорья с оседлым земледельческо-скотоводчвским населением, будь то Средняя Азия, Кавказ или Балканы, издавна притягивали кочевников: у каждой из этих историко-культурных областей был собственный длительный путь развития, измененный, а порой и прерванный подобным нашествием, свои установившиеся веками культурные и торговые связи. По разному, отнюдь не по стереотипу, складывались взаимоотношения между местным оседлым горским и пришлым кочевым населением.
Чтобы яснее представить себе отношения, сложившиеся в I тысячелетии до н.э.- I тысячелетии н.э. между местным горским населением Северного Кавказа и пришлыми ираноязычными племенами, мы попытаемся коротко, лишь с указанием основных вех, обрисовать археологию Предкавказья и предшествующую этому периоду эпоху освоения металла. Само географическое положение Кавказа между Передней Азией с ее высокоразвитыми цивилизациями, евразийскими степями и Европой оставалось, залогом длительных и ранних контактов.

Кавказ воспринимался древними авторами, прежде всего как «огромная гора» (и это отражало специфику его ландшафта) и как «край» мира», что определялось местоположением авторов, видевших его с юга (из Передней Азии и Закавказья) или с юго-запада — с берегов Черного мори, от легендарной Колхиды. В античной историко-географической литературе сведения о нем, расширяясь и Углубляясь но мере роста географических знаний авторов древности, претерпевают определенные изменения, хотя традиционность представлений прослеживается довольно наглядно :на протяжении тысячелетия — с середины I тысячелетия до н.э. до середины I тысячелетия н.э.
Как справедливо писал Прокопий в связи с Определением границы между Европой и Азией, «по большей части все люди, проникшись каким-либо учением, восходящим к древним временам, упорно» придерживаются его, не желая уже работать над дальнейшим исследованием истины и переучиваться в этом вопросе и принимать во внимание новые точки зрения: для них всегда все более древнее кажется правильным и заслуживающим уважения, а то, что является в их время, они считают достойным презрения и смехотворным».

Впервые мы встречаем подробную информацию о появлении и размещении сарматских племен или племенных объединений в Восточной Европе у Страбона. Карту Страбона относят к кон. III-нач. II или к кон. II вв. до н.э. Вторая датировка представляется более убедительной. Появление столь подробных сведений источника по этногеографии Северного Причерноморья и Северного Кавказа объясняется военными событиями периода Митридатовых воин. Сведения о восточных соседях аорсов даях Страбон заимствовал у Аполлодора. Страбон помещает между Истром и Тирасом (Днестр) гетов, далее до Борисфена тирогетов, за которыми иазигские сарматы, царские/иазыги, сарматы царские (сравни упомянутое разночтение у Аппиана о царских савроматах и языгах) и урги. Были сведения, что эти народы жили и на Истре, нередко по обоим берегам, смешиваясь с местным населением. По соседству с тирагетами и германцами в глубине страны жили бастарны, хотя об их локализации и обитании среди них иазигов, роксолан или других кочующих в кибитках автор высказывал сомнение. Между Борисфеном (Днепр) и Танаисом (Дон) обитали роксоланы, которых даже причисляли к бастарнам.

За последние три десятилетия в верхнем течении р. Уруп (Карачаево-Черкесская АО и Краснодарский край) открыты памятники аланского раннего средневековья, характерные для верховий бассейна Кубани. Среди них заметное место занимает погребение в естественных пещерах, гротах и под скальными навесами. Коротко остановимся на описании скальных погребений и находок из них в ущельях Кувы, Гамовской, Урупа, Балабанки в окрестностях хутора Ильич.

В изучении раннесредневековых древностей Терского правобережья за последние десять лет сделан заметный шаг вперед. Среди многих интересных памятников, исследовавшихся здесь, особое место занимает новый яркий аланский некрополь у сел. Мартан-Чу (Грушевое) Урус-Мартановского района ЧИ АССР, раскапываемый на протяжении ряда лет Предгорно-плоскостной археологической экспедицией ЧИГУ и ЧИИИСФ (начальник - проф. В. Б. Виноградов). Основной целью настоящей публикации является введение в научный оборот материалов, полученных при исследовании могильника до 1977г.
Памятник занимает пологую поверхность и склон одного из участков верхней террасы правого берега р. Мартан, непосредственно примыкающей к подножью лесистого хребта на южном окраине сел. Мартан-Чу (рис. 1). Первым сигналом о его существовании оказались поступившие в 1970-1971 гг. в Чечено-Ингушский республиканский краеведческий музей два гончарных серо-глиняных кувшина, железная двулезвийная секира, фрагменты бронзовых пластинок и набор стеклянных и каменных бус, происходившие из погребений, разрушенных карьером для выборки глины.

В последние годы на Средней Кубани исследован ряд памятников раннего средневековья, позволяющих по новому взглянуть на этническую историю этого района. Археологические материалы говорят об этнической неоднородности населения, жившего по берегам Кубани в рассматриваемый период. Особенно ярко это прослежено на могильнике у МТФ-3 близ ст. Старокорсунской.
Могильник был открыт автором этих строк совместно с Б. П. Белоусовым во время осмотра восточной части глиняного карьера Краснодарского аэропорта в августе 1980 года. Тогда же была доисследована оставшаяся часть могильника.
Могильник расположен в 0,5 км ниже МТФ-3 колхоза им. В. И. Ленина Динского района и в 3,5 км юго-западнее ст. Старокорсунской на северном берегу Краснодарского водохранилища (бывш. правый берег реки Кубани).