Итак, осетинская народная песня. Что известно сегодня широкому кругу интересующихся этим предметом и самому народу - носителю этого феномена художественного творчества?
Музыкальный фольклор осетин, как было отмечено выше, связан глубокими корнями с их жизнью и бытом и имеет многовековую' историю. Истоки его - эпическая песнь и героико-бытовая песня - неотделимы от процессов формирования и образования осетинской народности. Песня принадлежит к наиболее демократическому виду музыкального искусства, поэтому в жизни общества песне всегда отводилось особое место. В истории человечества были периоды, когда хоровое пение становилось средством идеологической и политической борьбы, когда процесс формирования национальных обычаев, коллективного самосознания протекал в тесной связи с хоровым пением. Последнее часто становилось носителем конкретно-этнических особенностей того или иного народа, отражая существенные аспекты его жизни (географические, этнические, экономические, социальные, религиозные и др.).

Связанный глубокими корнями с жизнью и бытом народа, музыкальный фольклор осетин имеет многовековую историю.
В поле зрения музыкально-этнографической науки он попал сравнительно давно. К наиболее ранним упоминаниям о музыкальном творчестве осетин следует относить, очевидно, сведения середины XVIII века, принадлежащие некоему Александру Яновскому. В статье «Осетия», написанной им еще в 1751 году, но опубликованной лишь в 1836 году, он предельно лаконично и скупо сообщает: «...Осетины имеют песни, которых гамма, состоящая из едва приметного понижения и возвышения голоса, весьма однообразна; музыкальные их инструменты подобны круглой балалайке...».

Являясь основой любого музыкально-осмысленного начала, мелодия, как известно, есть, прежде всего, последовательный ряд звуков различной высоты, организованный посредством ритма и лада.
Национальный характер мелодии в той или иной степени определяется тем, что метроритмическая структура ее тесно связана с метроритмической и интонационной природой народной речи. Но не это единственное определяет ее национальный облик. Объединяя в себе веками сложившиеся и отработанные национально-специфические звуковысотные (звуковая последовательность, лад), временные (ритм, метр, темп) и относящиеся к характеру самого звучания фонические (тембр, динамика) закономерности, мелодия является ярким и стойким хранителем национально-самобытных музыкальных особенностей и колорита. Это позволяет предполагать, что она, таким образом, таит в себе важную информацию о становлении и отдельных этапах развития музыкально-образного мышления народа.

В музыкально-исторической науке духовые инструменты принято считать самыми древними. Их отдаленные предки (всевозможные дудки, сигнальные звуковые орудия, свистульки из рога, кости, раковины и т.п.), добытые археологами, восходят к эпохе палеолита. Многолетнее и глубокое изучение обширного археологического материала позволило выдающемуся немецкому исследователю Курту Заксу (I) предложить следующую последовательность возникновения основных видов духовых инструментов:
I. Эпоха позднего палеолита (35-10 тыс. лет назад) -
Флейта
Труба;
Труба-раковина.
2. Мезолит и эпоха неолита (10-5 тыс. лет назад) -
Флейта с игровыми отверстиями; Флейта Пана; Поперечная флейта; Поперечная труба; Дудки с одинарным язычком; Носовая флейта; Металлическая труба; Дудки с двойным язычком.
Предложенная К.Заксом последовательность возникновения основных видов духовых инструментов позволила советскому инструментоведу С.Я.Левину утверждать, что «уже в условиях первобытного общества наметились три основные доныне существующие разновидности духового инструментария, различимые по принципу звукообразования: флейтовые, язычковые, мундштучные». В современном нструментоведении они объединяются в виде подгрупп в одну общую группу «духовые инструменты».

На пороге нового столетия мы становимся свидетелями глубинных процессов в области духовной культуры человечества: сближения Востока и Запада. Европа как бы уставшая от стремительного движения к вершинам технического прогресса, решила перевести дыхание и жадно вбирает в себя гуманистическую философию Востока о человеке и боге, о вечных категориях добра и зла, света и тьмы, духа и разума. Истоки этой философии уходят корнями в седую древность, в Великую степь.
Над бескрайними просторами евроазийских степей простиралось бесконечное небо ариев и три, и четыре, и пять тысяч лет тому назад. Под этим небом зародилось арийское племя и арийский дух. Здесь в этой степи внимали арии древним мифами и древним богам. Отсюда обращались они к высоким горам и Великому богу. В этих горах, в Поднебесье, поле Зилахар избрали они обителью своих святых и героев. В борьбе и единстве степи и гор явился миру новый народ не раз, восстававший из пепла, пронесший через тысячелетия язык, религию и эпос «сынов Неба», вобравший в себя неписанную историю осетин, ставший жемчужиной поэтического гения потомков «вечно воинственных алан».

Кобанская археологическая культура второй половины II и первой половины I тысячелетия до н.э. остается по сей день одной из наиболее ярких и богатых культур в древней истории всего Кавказа. По памятникам этой самобытной культуры создано большое число монографий и множество статей, в которых затрагиваются вопросы ее формирования, происхождения, ареала, контактов с синхронными археологическими культурами, но вопрос этнической принадлежности ее создателей конкретно еще никогда не ставился, а рассматривался на общем фоне других проблем.
Открыто и исследовано множество памятников, материалы из которых определяют значимость этой культуры для решения кардинальных проблем древней истории Кавказа вообще, Центрального в особенности. Главными памятниками, определяющими сущность и содержание кобанской культуры являются Кобанский могильник на северном и Тлийский на южном склонах Центрального Кавказа, об общности культур которых писалось еще в 1969 году.

Прародина иранцев Арьяна Вайджа («Арийский простор») по Авесте располагалась на реке Вахви Дайтья, но в Авесте и Бундахишне упоминаются две реки, окружающие иранский мир, западная и восточная. Предполагают, что это представление о двух реках иранского мира очень древнее. Э.Герцфельд писал: «Фрагменты эпоса, цитированного в Авесте, представляют картину пре-Иранского [то есть, до образования Иранского Государства] мира как дуаб, ... равнину с двумя реками... Имена двух рек - Рангха и Вахви».