До настоящего времени в осетинской топонимии встречается значительное количество необъяснимых географических названий. Столь же велико в ней, пожалуй, количество труднопереводимых или имеющих несколько противоречивых значений топонимов. К их числу, несомненно, следует отнести название селений Нар (Нарӕ), известных в Туалгоме и Дигории. По подсчетам А.Дз.Цагаевой, только на территории Северной Осетии топонимы с элементами нар и близким к нему мар встречаются более 30 раз. Приведем только некоторые из них: Биснар, Дзыхънар, Нарсара, Нарыкъатӕ, Нары ӕфцӕг, Нары хуссар, Нары / Наридон и др. Аналогичные топонимы зафиксированы также в Южной Осетии и горных районах Грузии, населенных осетинами, - Наруан, Наруаны цӕгат, Цъунар и т.д. Элемент нар присутствует в североосетинских топонимах Наргъ, Наргъ и ком, Къухынаргъ, Ададжы наргь и т.п., причем основу этих названий - наргъ - А.Дз. Цагаева считает необъяснимой.

Попытки этимологизации топонима Нар имеют длительную и весьма сложную историю. Все поиски в этом направлении основывались, главным образом, на созвучии его с наименованием легендарных нартов - героев эпоса осетин и других кавказских народов. Дальнейшая расшифровка топонима шла, как правило, параллельно с расшифровкой понятий нарт, нарты (нартӕ). Так, еще в 70-е годы XIX в. В.Б.Пфаф писал, что «великое и знаменитое в древнейшей истории человечества племя мардов, обитавших на южном берегу Каспийского моря, оставило свое название в нартах», с которыми, по его предположению, и следует связывать происхождение интересующего нас топонима. Позже эту гипотезу развил Б.А.Алборов, полагавший, что и нар и нарты имеют прямое отношение к названию разгромленного ассирийским царем Саргоном II (722-705 гг. до н.э.) государства Нара (Напри), чье политическое влияние распространялось далеко на север, вплоть до истоков р. Куры, Черного и Каспийского морей. Связывая мифических нартов и название реально существовавшего в древности государства Нара (Наири) с ираноязычным племенем мардов (Mardoi, Martiane), Б.А.Алборов переводит слово мард как человек, муж, мужчина, супруг, самец, народ, река, вода, божество, Точку зрения указанного автора разделила целиком и полностью А.Дз.Цагаева, писавшая о том, что «в названии с.Нар следует видеть этномим племени марды, нарды, мары».

По утверждению Б.А.Калоева, с нартами (и только с ними!) связано происхождение названия дигорских селений Нар (Нарӕ), в которых, «согласно преданию, впервые поселились знаменитые нартские герои - Сослан, Батраз, Хамыц». Анализируя термин нарт, В.И. Абаев пришел к выводу, что он - термин - восходит к монгольскому нара (солнце), получившему впоследствии осетинское оформление. Иными словами, по В.И.Абаеву, понятие нарт, являющееся усеченной формой от нартӕ (нарты) означает «дети Нара», или «дети Солнца». При этом образовано оно «не по типу племенных названий, которые, имея в осетинском всегда собирательное значение, не присоединяют в простой форме показателя множественности, а по типу осетинских фамильных названий «как Борӕтӕ, Ӕмбӕлтӕ» и др. Далее, по мнению В.И.Абаева, монгольское нара /солнце/ отложилось в названиях осетинских селений Нар /Нары хъӕу/, означающих в переводе «аул солнца».

С концепцией В.И.Абаева о происхождении термина нарт и монгольских его истоках полностью солидарен Т.А.Гуриев. В ракурсе исследуемой нами темы представляется интересным вывод названного автора о том, что в осетинском эпосе слово нарт употребляется также для обозначения страны, места жительства нартовского рода. С ним непосредственно связан целый ряд эпических топонимов - Нарты хъӕу, Нарты бӕстӕ, Уӕллаг Нарт, Астӕуккаг Нарт, Дӕллаг Нарт, Фӕс-Нарт, Фӕс-Нарг Хусдзӕгат, - построенных по всем канонам словообразования современного осетинского языка.

Однако в научной литературе существуют и другие мнения насчет происхождения слова нарт и его корневой основы нар, подробно рассмотренные Т.А.Гуриевым, а до него В.И.Абаевым. Не вдаваясь во все тонкости лингвистического анализа интересующего нас понятия, отмстим, что большинство современных ученых - Ж.Дюмезнль, Г.Бейли, Ю.С.Гаглойти и др. - отстаивали его иранское происхождение. Как подчеркивал Т.А.Гуриев, в нартоведческой литературе эта гипотеза «до сих пор считается более обоснованной, предпочтительной». Ссылаясь на немецко-русский словарь Х.Бартоломе, иранисты обычно переводят слово нар как защитник, заступник, воин, боец, дружинник, воитель, военный герой, витязь, рыцарь, наездник, отменный муж, доблестный ратник.

Той же точки зрения придерживается и Х.С.Джиоев, отрицающий, кстати, не только «монгольскую» теорию В.И.Абаева и Т.А.Гуриева, но и саму взаимосвязь топонима Нар с легендарными нартами. По его мнению, подкрепленному ссылкой на Дж.Ш.Гиунашвили, иранское нар/нара должно пониматься в значении крепость. В качестве примера автором приводится название ряда средневековых фортификационных сооружений - Наринкала/Нарынкала, - известных как на Кавказе, так и на Ближнем Востоке. В переводе оно означает «крепость в крепости, внутренняя крепость, цитадель». Занесенное в горы аланами, это сложное слово, по Х.С.Джиоеву, утратило свою вторую часть (кала) и превратилось в понятие нар, которое было перенесено на туальские (и, видимо, дигорские, - Авт.) теснины, сами по себе являвшимися неприступными крепостями. Однако, и «кала» не исчезло бесследно: дигорские нарцы называют этим словом свои поля; в Туалгоме есть селение Калаки, переводимое обычно с грузинского как «город», хотя и это название является производным от тюркского «кала». Таков общий ход рассуждений названного автора, с которым мы согласны в том, что топоним Нар и термин Нарты действительно имеют разное корневое, но, несомненно, иранское происхождение.

В.И.Абаев в свое время справедливо упрекнул исследователей в том, что попытки их разъяснить термин нарт «велись наобум, вслепую, в порядке подбора случайно созвучных слов». Но, представляется, именно на созвучиях осуществлен перевод указанного термина с монгольского языка. Достаточно вспомнить, что задолго до монголов побывали на Кавказе арабы, оставившие свой след в топонимике края. Тем самым не исключается и арабское происхождение топонима Нар, переводимого Л.И.Лавровым как огонь, пожар. Говоря о случайных созвучиях, можно указать, что и в японском языке есть аналогичное слово - нара,- означающее в переводе равнина. Безусловно, при желании не так уж и трудно выявить еще массу подобных созвучий в языках разных по своему происхождению народов. Дело, однако, совершенно не в этом.

В.И.Абаев категорично отвергает сопоставление термина нарт с иранским нар, поскольку последний должен был получить в осетинском закономерно форму нӕл /мужчина, самец/, а не нарт. С другой стороны, отмечают исследователи, если бы топоним Нар был связан с нартами, то в осетинском языке он обязательно получил бы номинацию нарт, подобно уже известным нам эпическим топонимам Нарты хъӕу, Уӕллаг Нарт и т.п. Но этого, заметим, не произошло. Ю.С.Гаглойти и некоторые другие нартоведы приводят целый ряд примеров, свидетельствующих о том, что «р» не всегда дает «л» в осетинском языке. Например, др. иран. арф - осет. арфэ; иран. арзата - осет. арзат; иран. арна - скифск. арнак - осет. ӕрнӕг и т.д. Вывода Ю.С. Гаглойти не отрицает и Т.А.Гуриев, хотя он несколько осторожен в своих построениях, считая, что сохранение «р» в осетинском языке «не может поколебать тезис В.И.Абаева, т.к. мы действительно имеем в осетинском «нӕл» - «самец» от др.-ир. «нар». Думать, что указанное древнеиранское слово дало в своем развитии два результата в осетинском (нӕл и нар-т) с соответствующими изменениями, в принципе не может быть опровергнуто, но маловероятно».

В самом деле, в осетинском языке нигде не бытуют одновременно (и это, казалось бы, подтверждает обоснованность сомнений Т.А.Гуриева) нал/нӕл и нар в значении самец, мужчина, герой. Однако, В.И.Абаев и Т.А.Гуриев не учли, на наш взгляд, того обстоятельства, что «нар» попадает в ономастикон эпоса, когда еще не произошел процесс трансформации его в «нал» в осетинском языке (т.е. в домонгольское время. -Авт.). И как собственное имя «Нар» с показателем множественности «Нар-т» оно переходило из века в век, из одного поколения в другое, законсервировалось в своей первоначальной форме, все дальше отдаляясь от своего изначального номинативного значения. Именно так случилось и с топонимом Нар. Это положение представляется нам более совершенным, как и утверждение о разной смысловой сущности основы нар в топониме и термине нарт.

Как явствует из всего вышеизложенного, мы солидарны с теми нартоведами, которые придерживаются версии об иранском происхождении термина нарт, производного от нар, и истолковании его в значении мужчина, герой и т.п. Именно в данном случае верно осмысливается показатель множественности - тӕ, столь чужеродный для монгольского «нара». Иными словами, термин нарт/нартӕ построен по тому же принципу, что и лӕг/лӕгтӕ, адӕм/адӕмтӕ и пр. Следует учитывать и то, что эпос различных народов получает, как правило, свое название от главного действующего лица, - вокруг которого и разворачиваются все основные действия. Достаточно вспомнить такие многокрасочные эпические полотна как «Манас», «Кероглы», «Джангар», «Давид Сасунский», «Рамаяна» и др. В осетинских сказаниях аналогичного ярко выраженного индивидуума нет, - есть герои, есть отдельные циклы, связанные с их именами. Поэтому и само название осетинского героического эпоса носит в себе уже изначально определение множественности - «Нартӕ, т.е. «богатыри, мужчины (настоящие, доблестные!), рыцари». Следовательно, и «Нарты кадджытӕ» - это «Сказания о богатырях (героях)», «Богатырские (геройские, героические) сказания».

Попытаемся теперь определить, что же еще скрывает за собой элемент нар - корнеобразующая основа нескольких десятков осетинских топонимов. Семантическую сущность топонима Нар пытался раскрыть Х.С.Джиоев, но, увлекшись доказательствами предполагаемой взаимосвязи последнего с наименованием средневековых крепостей Наринкала/Нарынкала, он не обратил должного внимания на некоторые, бесспорно любопытные факты.

Анализируя слово нарин, языковеды приводят следующие его значения: в монгольском языке - «тонкий, узкий, опытный, усердный, аккуратный, детальный, основательный»; в иранском и тюркском языках - «особенный, свежий, нежный, стройный, солнечный, узкий, тонкий». Однако, Х.С.Джиоева не удовлетворило то, что ни одно из этих значений (в том числе и выделенные нами) действительно не подходит к определению крепости, т.е. не вписывается в его семантическую трактовку топонима Нар/Наринкала. На этом основании им были отвергнуты все иные значения слова нарин, оказавшегося, в конечном итоге, ключом к расшифровке интересующего нас топонима.

В свое время еще В.И.Абаев указывал на известную близость слова нарин к современному осетинскому нарӕг в значении тонкий, узкий, тесный, теснина, ущелье. По мнению исследователя, осетинское нарӕг восходит к древнеиндийскому naraka (ад, пропасть, яма), представляющему собой «субстантивацию старого прилагательного со значением тесный, узкий. Такое же развитие наблюдается в осетинском: от адъективного значения узкий, тонкий к субстантивному теснина, ущелье».

Слово нарӕг имеет в осетинском языке синонимы уынгӕг и къуындӕг, также содержащие суффикс - ӕг. Последний, следует отметить, в основном является словообразующим компонентом в причастиях прошедшего времени (например: фыссӕг, кусӕг, дзурӕг, кӕуӕг и т.д.). Однако, в осетинском языке известны факты (правда, редкие), когда суффикс - ӕг присутствует в именных словах (существительных, прилагательных), а также в субстантивированных словах: урс (белый) - урсӕг (белок), къубал (шея) - къубалӕг (перешеек), хъандил (насекомое) - хъандилӕг (жучок), и т.д. Приведенные примеры наглядно свидетельствуют о том, что суффикс - ӕг действительно может быть составным компонентом как именных форм (существительных и прилагательных), так и глагольных образований.

Таким образом, исходя из вышеизложенного, прилагательное нарӕг делится на основу нар и суффикс - ӕг (причем последний в данном случае служит простым удлинителем основы). Не исключено, что и сама основа нар, в свою очередь, предположительно может быть разложена на н и ар. Подобное деление вполне допустимо, если учесть, что во многих индоевропейских языках ар является самостоятельной лексической единицей, означающей термин «оглобля». По всей вероятности, самостоятельное значение (отрицательная частица, местоимение и т.п.) мог иметь и компонент н, сохранившейся в структуре слова нар в усеченной форме.

Говоря о семантической сущности понятия ар, следует заметить, что в данном конкретном случае нас интересует не столько практическое назначение упомянутого предмета крестьянского обихода, сколько вкладываемый в него переносный смысл, ибо оглобля является предметом, ограничивающим пространство, свободный ход упряжного животного. В этом отношении, бесспорно, интересным представляется и то, что слово ар = агӕ в индоевропейских языках имеет и другое значение - «межа, граница»; производным от него словом в осетинском языке является арӕн=ар+ӕн с тем же значением - «межа, граница». Важное значение имеет для нас и вывод В.И.Абаева, отмечавшего, что в словах типа нары-сӕвын (неширокий) «прилагательные в первой части нары-нарӕг стоят в усеченной форме и могут иметь самостоятельное употребление».

Подобно этому произошло, к примеру, и «усечение» синонима слова нарӕг-уынгӕг и превращение последнего в понятие уынг, используемого в самостоятельном смысле для обозначения улицы, т.е. узкого, ограниченного пространства между домами. Вышеизложенные факты приводят нас к следующему заключению.

1. Слово нар=пагӕ=паге в современном осетинском языке сохраняет свое древнее лексическое значение: оглобля (дзоныгьы арм = ӕрттӕ); межа, граница (советон арӕн=фыдӕлты арӕн=хуымы араен=фӕсарӕн).

2. Историки осетинского языка (В.Ф.Миллер, В.И.Абаев, Т.А.Гуриев) доказали, что нар в современном осетинском языке сохранил и другие древние субстантивированные значения - узость, теснина, тонкий, мелкий, - которые могут переосмысливаться и приобретать семантически с помощью иных словообразующих компонентов дополнительные значения. В качестве примеров можно, на наш взгляд, привести такие североосетинские топонимы как Ганал, Унал (Уынал), Фаснал (Фӕснӕл). И если первый из них пока не поддается окончательной расшифровке, хотя, как и прочие, содержит корневую основу нал=нар, то последние два получают в осетинском языке достаточно конкретные семантические значения: Уынал = Уӕллаг Нар/Нал; Фӕснӕл = Фӕстаг Нар/Нал. Говоря словами В.И.Абаева, «старые наречия-предлоги уӕл-дӕл-фӕс могут быть компонентами слов, как в усеченной форме, так и в полной», обозначая «позади», «перед», «внутри».

Сказанное позволяет заключить, что топонимы Уынал, Фӕснӕл и, возможно, Гӕнал по времени своего возникновения являются гораздо более поздними, нежели Нар в Туалгоме (именно этим объясняется сам факт соответствующего канонам исторической грамматики осетинского языка перехода «р» в «л»). Появление в различных уголках Северной и Южной Осетии населенных пунктов, названия которых содержат в себе элемент нар/нал, связано, с одной стороны, с постоянными миграционными процессами, столь характерными для указанного региона в эпоху позднего средневековья, когда переселение алагирцев в Дигорию, например, породившее здесь названные топонимы, приобрело массовый характер. Причины этих процессов могли быть и были, безусловно, разными (малоземелье, кровная месть и т.п.), но факты свидетельствуют, что к XIX в. «почти во всех селениях Уаллагкома (ответвлении Дигорского ущелья. - Авт.) иронское население численно преобладало над дигорским», сохраняя институт родственных связей со своей прежней родиной. Так, у Хуадоновых, живших в дигорском Нижнем Наре, родственными фамилиями (ӕрвадӕлтӕ) были Бадриевы, Дзансоловы, Ходовы и Кайтуковы, причем последние две являлись коренными жителями Алагирского ущелья. С другой стороны, наряду с усеченным нар/нал в осетинской топонимике продолжают существовать названия, содержащие в себе полновесный компонент нарӕг: Нарӕг ком (у Даргавса), Нарӕг хъугом (Карда), Ӕрджынарӕг (у Эльхотово), Дайраны нарӕг (Дарьяльское ущелье) и др.

Представляется, что именно с ним связан и элемент наргъ, являющийся, возможно, диалектальной вариацией слова нарӕг, поскольку топонимы с наргъ распространены преимущественно в Туалгоме и Дигории - у селений Камцхо, Сатат, Махческ, Фараскат, Камунта, Куссу. Остается пока открытым вопрос, почему слово (компонент) нарӕг не превратилось в вышеперечисленных топонимах в усеченное нар, подобно тому, как произошло это в названиях Биснар, Дзыхънар и др? Не связано ли это с более поздним происхождением топонимов с элементом нарӕг /наргъ, наргъи/ и употреблением последнего в конкретном его значении? Видимо, над данной проблемой предстоит еще подумать.

В пользу нашего предположения о том, что элемент нар осетинских топонимов связан непосредственно со словом нарӕг и является усеченной его формой (при сохранении того же семантико-функционального значения) свидетельствуют и географические факторы, обычно не учитываемые (или недостаточно учитываемые) исследователями. Можно хотя бы вспомнить о том, что Нар в Туалгоме расположен на узкой длинной скальной гряде, омываемой (ограниченной, стесненной) с двух сторон реками Лиадон и Закадон. Примерно так же, т.е. на аналогичной скальной гряде расположен и Фаснал в Дигории. На ограниченном пространстве горного склона (с одной стороны гора, с другой - обрыв, река) расположены и другие селения, содержащие элемент нар/нал в названии - Ганал, Унал. Словом, все топонимы с вышеуказанным компонентом, так или иначе, связаны с населенными пунктами, находящимися в стесненных (ограниченных) географических (в смысле места расположения) условиях. Другая часть топонимов (Нары ӕфцӕг, Нарыдон, Нары дзуар и пр.) образовались, несомненно, после того, как уже произошло превращение нарӕг в нар, и связана непосредственно с последним термином.

Мы не упомянули здесь о топониме Нарӕв Дигории, поскольку не исключаем «механического» его переноса на дигорскую почву мигрантами-алагирцами. Последним, по всей вероятности, принадлежит и честь основания упоминавшегося еще Вахушти Багратиони селения Цъунар (Цъус Нар - Маленький Нар) в Южной Осетии. Любопытно, что в этом населенном пункте наряду с другими фамилиями проживали Хетагуровы, Мамиевы, Хасиевы, Бигулаевы - выходцы из туалгомского Нара и окружающих его сел. Переселение осетин-северян в Грузию и Южную Осетию в силу социально-экономических условий зачастую носило спонтанный характер, но известно немало исторических примеров, когда грузинские цари, решая конкретные политические задачи, сами содействовали развитию миграционных процессов и предоставляли осетинам (как, впрочем, и другим северокавказским горцам) в «вечное пользование» угодья в своих владениях. Следует подчеркнуть, что зачастую это была вынужденная мера, правда, в немалой степени способствовавшая стабилизации политической обстановки в Грузии. В противном случае горцы сами бы захватили опустевшие, обескровленные в результате персидских и турецких нашествий плодородные грузинские земли, и последствия подобной акции оказались бы для правящих кругов Грузии непредсказуемыми. А так соблюдалась видимость полной законности, хотя и идущая от горькой безысходности.

Предлагаемая нами интерпретация топонима Нар, думается, дает ответ на вопрос, вызывающий недоумение у противников «монгольской» теории В.И.Абаева и Т.А.Гуриева: почему «в основном... объекты, в названии которых встречается (элемент) нар, в большинстве своем расположены не на солнечной стороне», хотя вроде они и связаны, по мнению исследователей, с «аулом солнца»? Дело, конечно, не в солнце, а именно в упомянутых нами географических факторах и их лингвистическом обозначении.

Не исключая известной полемичности высказанных нами положений и выдвигая свою версию о происхождении топонима Нар, мы выражаем твердую уверенность в том, что наиболее убедительных результатов в расшифровке осетинских топонимов можно достичь, используя, в первую очередь, неограниченные возможности осетинского языка и его богатого словарного запаса. Эту мысль мы и пытались подчеркнуть в своей статье, предоставляя право читателям и специалистам судить о достоверности предложенного нами решения.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. Ц а г а е ва А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Орджоникидзе, 1971. 4.1.
2. Ц а г а е в а А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Орджоникидзе, 1975. 4.II.
3. П ф а ф В. Б). Путешествие по ущельям Северной Осетии. // ССК. Тифлис, 1871. Т.1.
4. АлборовБ. А. Термин «Нарт» (к вопросу о происхождении нартского эпоса). Владикавказ, 1930.
5. К а л о е в Б. А. Осетины (историко-этнографическое исследование) М., 1971.
6. А б а е в В. И. Мартовский эпос. // ИСОНИИ. Дзауджикау, 1945.Т. Х,1.
7. Г у р и е в Т. А. К проблеме генезиса осетинского мартовского эпоса. Орджоникидзе, 1971.
8. Д ж и о е в X. С. К вопросу о происхождении термина «Нарт». // Вопросы кавказской филологии и истории. Нальчик, 1982.
9. Наргский эпос. Орджоникидзе, 1957.
10. Д ж и о т ы X. Паддзхӕты фидар — Наринхъала — Нар. // Рӕстдзинад, 10.7.1984.
11. Л а в р о в JI. И. Топонимические заметки. // КЭС.М., 1980 Т.VII.
12. М е щ е р я к о в А. Н. Пара — первая столица Японии. // ВИ, 1985, 11.
13. Г а г л о й т и Ю. С. К изучению терминологии мартовского эпоса. // ЮОНИИ. Цхинвали, 1965. Т.XIV.
14. А б а с в В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. М.—JI., 1973. Т.Н.
15. А б а е в В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. М,—Л., 1958.Т. 1.
16. А б а е в В. И. Осетинский язык и фольклор. М.-Л., 1949.
17. А б а е в В. И. Грамматический очерк осетинского языка. Орджоникидзе, 1959.
18. ТуйгъамтиМахарбег. Дигорон кадӕнгитае, зартӕ ӕмӕ таурӕгьтае. // ОРФ С0НИИ, фольклор, Ф-13.П.6.
19. Г а б а р а е в Н. Я. Мифологическая структура слова и словообразование в современном осетинском языке. Тбилиси, 1977.
20. Б а г а е в Н. К. Современный осетинский язык. Орджоникидзе, 1965. 4.1.
21. В а х у ш т и Ц а р е в и ч. География Грузии. // ЗКОИ1ТО. Тифлис, 1904. Вып.XXIV, 5.
22. Ц х о в р е б о в а 3. Д. Топонимия Южной Осетии в письменных источниках. Тбилиси, 1979.
23. История Осетии в документах и материалах (с древнейших времен до конца XVIII в.). Цхинвали, 1962. Т. 1.
24. Г и у н а ш в и л и Дж. III. Филологические заметки. Тбилиси, 1978.
25. Г ӕ б ӕ р а т ы Н. Ног ныхас Нарты тыххаей. (Профессор Гарольд Бейлийы ног куыст) // фидиуӕг, 1986, 1.