.
Меню
Главная
Археология
Этнология
Филология
Культура
Музыка
История
   Скифы
   Сарматы
   Аланы
Обычаи и традиции
Прочее

Дополнительно
Регистрация
Добавить новость
Непрочитанное
Статистика
Обратная связь
О проекте
Друзья сайта

Вход


Счетчики
Rambler's Top100
Реклама


Сарматы Восточной Европы IV-III вв. до н.э
Туаллагов А.А.

1. Савроматы и сарматы

Сарматы Восточной Европы IV-III вв. до н.эИзучение истории ираноязычных сарматов в настоящее время предстает тесно связанным с проблемами реконструкции генезиса и развития сарматских культур, разработкой их хронологии. В отечественной науке долгое время господствовало мнение о единой савроматской основе сарматов, их генетической преемственности, основывающееся на выделении единой савроматской культуры от Дона до Северного Казахстана и Западной Сибири. Единая культурно-хронологическая периодизация савромато-сарматской культуры, превратившаяся позднее практически в классическую, была разработана Б.Н.Граковым [1947], который впервые ввел для определения этапов термин «культура». VI-IV вв. до н.э. был обозначен как савроматская (блюменфельдская), IV-II вв. до н.э. - савромато-сарматская (прохоровская) культуры. М.Г.Мошкова [1963] на основании свода археологических памятников выделила в прохоровской культуре три этапа: IV в. до н.э. - переходный савромато-сарматский, IV-III вв. до н.э. - окончательное оформление сарматской культуры, III-II вв. до н.э. - расцвет прохоровской культуры. Однако четкие критерии для подобного разделения не были окончательно выработаны.

Со временем все более отчетливым становилось понимание, что на территориях, отводимых под савроматскую культуру, проживали этнически родственные, но исторически разные этносы, имевшие собственные названия. С археологической точки зрения выделяются два основных локальных варианта - Волго-Донский и Самаро-Уральский. Они имеют и внутренние локальные особенности, видимо, свидетельствующие о существовании различных племен и племенных объединений. За основу формирования «савроматской» археологической культуры обычно принимают срубную (Поволжье) и андроновскую (Приуралье) культуры. Исходя из предполагавшейся хронологии существования срубной культуры, предсавроматские памятники ограничивают IX-нач. VIII вв. до н.э., а протосавроматские памятники датируют VIII-VII вв. до н.э. Сформировавшейся савроматскую культуру считают в кон. VII-VI вв. до н.э. В.Е.Максименко [1983] выделяет собственно савроматский период в этнической истории Нижнего Дона - VI-IV вв. до н.э., который смыкается с савромато-сарматским (сирматским), определяемым приходом носителей савроматской культуры Заволжья и Южного Приуралья.

С другой стороны, остается много нерешенных проблем в исследовании предсавроматских памятников. Накопленные археологические материалы того периода выявили достаточно сложную картину переходного периода, что нашло яркое выражение в научной дискуссии о генезисе киммерийской и скифской культур.

Письменные источники не несут необходимой информации о древнейшем населении к востоку от Дона. Большинство памятников междуречья Волга-Дон не поддаются этнокультурному определению, имеют довольно скудный инвентарь. При вероятной генетической связи со срубной культурой остается достаточно проблематичным вопрос о непосредственной роли предшествовавших племен в сложении савроматской культуры. Лишь некоторые захоронения по своему инвентарю сопоставимы с причерноморскими. Так, погребения в кургане у хут. Жирноклеевский возле с.Карповка и могильника Красная деревня возле озера Эльтон VIII в. до н.э. относятся к группе черногоровских памятников, а погребение в кур.№10 у с.Барановка Камышинского района Волгоградской области 2 пол. VIII-I пол. VII вв. до н.э. - к новочеркасским. В целом, видимо, трудно точно установить в настоящее время корни комплекса савроматской археологической культуры в культуре предшествовавшего периода.

Савроматы представляли из себя самостоятельную и достаточно боеспособную силу к началу похода в Скифию 514-512 гг. до н.э. Дария I, против которого они выступили в союзе с родственными скифами. О расцвете савроматского общества мог бы свидетельствовать богатый некрополь у с.Елисаветовка в дельте Дона, хотя нельзя исключать его отношение к особому варианту скифской культуры. Нижний Дон служил местом прямых контактов меотского, скифского и савроматского миров. Два последних предстают очень близкими друг другу, и часто бывает трудно этнически строго идентифицировать те или иные памятники. Практическую неразличимость раннескифских и раннесавроматских памятников демонстрирует, например, погребение на Константиновском поселении близ г.Ростов-на-Дону. Во 2 пол. V до н.э. появляются такие достаточно богатые савроматские некрополи, как Аксеновский.

Видимо, лишь незначительная часть предшествовавшего населения междуречья Волга-Дон приняла участие в формировании этнополитического объединения савроматов. Некоторые исследователи связывают с савроматами племена «сайрима», фигурирующие в иранской «Авесте», упоминания о которых могут восходить к периоду скифских походов в Переднюю Азию, и допускают вхождение непосредственных предков савроматов в скифскую орду, хозяйничавшую в Закавказье и Малой Азии. Однако «сайрима» более логично связывать с центральноазиатскими саками. Предполагался и приход савроматов вместе со скифами из глубин Азии. Савроматы (они же предки сираков) предположительно связываются с первой волной вынужденных возвратиться из Передней Азии киммерийцев и скифов. Интересно, что с уходом последних сопоставляется появление нового военизированного этноса на Алтае (пазырыкская культура).

Савроматы могли быть одним из подразделений скифского объединения, отколовшимся после окончания походов. Поэтому письменные источники недвусмысленно связывают происхождение савроматов от скифов, этногенетические легенды которых представляются лишь производными вариантами единого космогонического мифа. Примечательно, что последующая эволюция скифского погребального обряда происходит на фоне консервации традиций савроматской культуры. Предполагается, что происходило продвижение до бассейна Аксая с низовий Дона и с территории южнее Маныча (Аксеновский, Никольский) каких-то групп скифского мира, которые Геродот и назвал «савроматами». Вооружение и отдельные украшения свидетельствуют о влиянии или торговых связях с Северным Кавказом. Именно в VI в. до н.э. в междуречье Дон-Нижняя Волга появляются новые элементы материальной культуры. Однако небольшое количество памятников VI-IV вв. до н.э. затрудняет установление их связи с конкретными культурными или этническими группами кочевого населения, которые могли использовать одну экологическую зону в разное время года. Нижнее Поволжье, ранее мало заселенное (отмечается около 30 памятников вдоль берегов Волги), вероятно, в силу неблагоприятных экологических условий, начинает заселяться со 2 пол. VI-V вв. до н.э. В Заволжье, видимо, пришлые племена в своей массе появляются в V в. до н.э. Судя по материалам Блюменфельда, погребения у с.Царев и клада у д.Хошеутово, не исключено влияние племен Северного Кавказа. Часть этого населения расселяется на правом берегу Волги (Кривая Лука, Барановка). С востока появляются и южноприуральские племена, частично переходя на правый берег (Кривая Лука).

Отмеченное выделение двух крупных локальных вариантов «савроматской» культуры достаточно обоснованно. Возможно, следует даже говорить о наличии двух культур, принадлежавших близкородственным этносам. В Приуралье наблюдается большее разнообразие могильных конструкций, чаще возводятся надмогильные деревянные сооружения, используется камень при возведении курганов, применяется огненный погребальный ритуал. Более разнообразна по форме и орнаментации керамика. Чаще встречаются находки каменных «жертвенников», которые отличаются типологически от западных аналогов. Звериный стиль тяготеет к искусству саков Приаралья, племен Алтая и Монголии. Предметы ремесленного производства свидетельствуют об ориентации приуральских кочевников на среднеазиатские центры. В политическом плане они, видимо, были тесно связаны с Ахеменидским Ираном, что наиболее ярко демонстрируют один из курганов Ново-Кумакского могильника под Орском и клад у с.Долинное в Уральской области. Видимо, формирование культур раннего железного века в междуречьях Волга-Орь и Волга-Дон, при определенной сложности решения, были исторически различными и диахронными. Первое имело тесные, в том числе, генетические связи с Приаральем и Сарыкамышской впадиной, появившись в сложившемся виде на востоке Южного Приуралья и со временем распространившись до левобережья, Волги, к западу от которой располагалась культура скифского облика. Свою роль играл и природный фактор.

Об ограничении территории расселения исторических савроматов свидетельствует Геродот, помещавший древний народ на 3 и 15 дней пути к востоку от устья Дона. В первом случае, вероятно, речь идет об установлении какого-то племенного центра или имеет определенную сакрально-мифологическую основу, связанную с числом 3. Во втором обозначается вся савроматская территория, которая с учетом ионийской меры длины (1 день пути=37,8 км) простирается примерно на 560-600 км к востоку от Дона, что подтверждается фиксацией савроматских курганов вплоть до верховий бассейна р.Иловли. Далее к востоку савроматы никому не были известны. Поэтому более правы те исследователи, которые считают, что название савроматов прилагалось к определенному населению и не может распространяться на все пространства от Дона до Приуралья. Плиний передает сведения Исигона Никейского о проживании савроматов на 10 дней пути выше Борисфена. Но данная привязка явно восходит к сведениям того же Геродота о расселении скифов-кочевников на 14 дней пути от Пантикапа.

Применение этнического названия исторических савроматов для определения археологической культуры в таком случае оправдано только для памятников междуречья Волга-Дон или, что более вероятно, только для нижнедонских памятников, хотя и наблюдается известная близость материалов с приуральскими. Закономерно был поставлен вопрос о неудачном введении общего термина «савроматская культура» и возможности сохранить термин «блюменфельдская культура». На Северном Кавказе отдельные «савроматские» памятники достигают междуречья Кума-Терек, что подтверждают погребения в Бажигане и Ачикулаке, Гойтинские курганы. Луговой могильник связан с механизмом маргинального контактирования с автохтонными племенами. Их появление, возможно, связано с передвижениями кочевников того времени. Делались попытки на основании сведений более поздних письменных источников признать киммерийское или савроматское происхождение кадусисв и гелов. Однако данный вывод основывается на прямолинейном сопоставлении сведений без должного анализа характера каждого отдельного сообщения и не подтверждается археологическими данными.

Д.А.Мачинский на основании анализа письменных источников отождествил население Приуралья с исседонами, которые были известны до появления савроматов. И.В. Пьянков связывал его с западной частью массагетов. К.Ф.Смирнов, используя выделение двух крупных археологических групп, атрибутировал восточный вариант бассейна верховий р.Урал как собственно исседонский, отмечая некоторые черты сходства с центральноказахстанскими памятниками тасмолинской культуры, также признаваемыми исследователями за исседонские. Памятники бассейнов р.Илека и Среднего Урала отождествляются с даями-дахами. Оба объединения относятся к сако-массагетскому этническому кругу. Однако по Стефану Византийскому, исседонов еще в VII в. до н.э. знал Алкмен, что плохо соотносится с хронологией изучаемых приуральских памятников. Спорна и сама такая локализация исседонов. Анализ погребального обряда памятников ранних кочевников Южного Приуралья подтвердил их принадлежность к одной археологической культуре.

В Южном Приуралье очень сложно выделить комплексы Х-VII вв. до н.э. Погребений рубежа VII-VI вв. до н.э. мало и они отличны от памятников, лежащих в северном полукруге от них, что препятствует определению соответствующей миграции. Предположение о связи племен с населением, оставившим памятники типа Уйгарака и Тагискена, как полагают некоторые исследователи, остается пока без должного ответа. Недостаточно изучены районы, лежащие ближе к Приаралью, в том числе к северу от него. Вопрос о родине племен Южного Приуралья все еще считают открытым. Но элементы погребального обряда и материальной культуры ранних кочевников Южного Приуралья все же свидетельствуют об их контактах с населением Восточного и Центрального Казахстана, саками Приаралья, возможно, на генетическом уровне и за счет общих мест зимовок. И позднее, например, получивший широкую известность Филипповский курган по сопровождающему инвентарю и погребальному обряду больше тяготеет к таким синхронным памятникам, как курган Иссык и Пазырыкские курганы. Известные связи с сакским миром, судя по всему, носили долгий и разнообразный, в том числе непосредственный характер.

В то же время в комплексах VII-VI вв. до н.э. из Южного Приуралья отмечаются некоторые черты погребального обряда, восходящие к эпохе бронзы, которые будут присутствовать у южно-приуральских кочевников во 2 пол. VI-V вв. до н.э. Появляются и новые типы погребального инвентаря, указывающие на связь со Средней Азией и Ближним Востоком. За данными явлениями может стоять приход в регион саков с Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, когда между 545 и 539 гг. до н.э. иранский правитель Кир II захватил ряд среднеазиатских государств, часть владений саков и создал ряд укреплений против угрозы кочевников.

В Приуралье отмечают и скифские памятники, к которым относят 3 Большой Гумаровский курган рубежа VIII-VII вв. до н.э., кур.59 1 Целинного могильника кон. VII-I пол. VI вв. до н.э., погр.2, кур.8 у с.Бурдыгино. погр.1, кур.17 могильника Покровка 2, кур.10 Новоорского могильника VI в. до н.э. В Восточном Зауралье кон. VII-VI вв. до н.э. датируют Большой Климовский курган. Высказывалась мысль о связи населения Приуралья с «отложившимися скифами» Геродота, которая находит свое развитие в осторожной гипотезе о генетическом скифском ядре в формировании сарматской (прохоровской) культуры при господствующем положении скифов среди кочевников Южного Приуралья.

Большой Гумаровский курган считают памятником древнейших скифов, которые из глубин Азии вторглись в Восточную Европу. Часть других материалов может относиться уже к периоду возвращения скифов из переднеазиатских походов или их миграции с Северного Кавказа. Полагают, что «отделившиеся скифы» практически идентичны «царским скифам». От последних вели легендарное происхождение и савроматы. «Отложившихся скифов» привязывают к районам ананьинской культуры, отмечая обнаружение в Малой Азии клевцов ананьинско-уйгаракского типа. Неоднократно отмечалась и близость материальной и духовной культур ананьинцев и южноуральских номадов. Учитывая возможность скифского влияния на историю этногенеза сарматской культуры, отметим большую вероятность связи носителей скифской культуры с пришельцами из глубин Центральной Азии. Восточный «скифский выплеск» мог положить начало синхронному формированию скифского, савроматского и сарматского миров. Если подтвердится отмечаемая связь появления пазырыкской культуры Алтая с уходом из Передней Азии скифов, то влияние скифского фактора на формирование раннесарматской культуры может оказаться более существенным. Он же может внести несколько иные акценты в более позднюю проблему появления на исторической арене аланов.

Со 2 пол. VI в. до н.э. идет процесс формирования культур ранних кочевников Южного Приуралья, который впервые фиксируется в верховьях р.Илек (Орская группа). К V в. до н.э. происходит заселение всего Южного Приуралья и Заволжья. Предполагается, что культура ранних кочевников появляется в Южном Приуралье в сложившемся виде в результате переселения сюда ее носителей из Приуралья. Именно с кон. VI-нач. V вв. до н.э. в курганах военно-жреческой знати кочевников Южного Приуралья четко фиксируются характерные черты прохоровской культуры. Появление культуры номадов в сложившемся виде исторически связывается с походом персидского царя Дария I Гистаспа против саков около 519г. до н.э. Захват Персией среднеазиатских земледельческих областей, в том числе и Хорезма, поражение и подчинение ей некоторых сакских племен привели к перегруппировке и переселению среднеазиатских кочевников и полукочевников, часть которых из среднеазиатского междуречья и равнин к востоку от Каспийского моря мигрировала на север, в Южное Приуралье, лесостепь Зауралья, Западную Сибирь, и на запад, в Нижнее Поволжье, чему могло способствовать улучшение экологической ситуации в степи. Пришедшие номады однако сохранили связи с земледельческими центрами, особенно, Хорезмом. Данные события заставили и кочевавших между западными отрогами гор Южного Урала и Приуралья номадов перенести центр своего племенного объединения и родовые могильники на север в степи Южного Приуралья. Отмечается и влияние на культуру местных кочевников «скифского торгового пути Геродота». Скифский импульс прослеживается по наличию некоторые материальных образцов, а антропоморфные изваяния свидетельствуют о присутствии собственно скифского этнического элемента.

В результате миграций, сказавшихся на формировании своеобразных культурных объединений, усилении социальной стратификации общества и военно-жреческой прослойки, сложились два крупных объединения в Южном Приуралье с центром на р.Илек и в Южном Зауралье с центром в южных районах Челябинской области и Северо-Восточного Оренбуржья, развивающиеся в тесном взаимодействии. Они, предположительно, составляли этнопотсстарную общность типа племенного союза с иерархической структурой. Постоянная военная угроза со стороны Ахеменидской державы и подвластных ей среднеазиатских центров дополнительно стимулировали объединение этнически родственных коллективов, усиливали социально-имущественную стратификацию и обособление военной знати, которая для маркировки своего элитарного статуса использует в погребальной обрядности социально престижные символы, ставшие позднее общесарматскими. Прослеживаются определенные контакты со скифским миром. В археологическом плане наблюдается достаточная близость обряда и инвентаря погребений двух регионов. Здесь со 2 пол. VI в. до н.э. и начинает складываться прохоровский комплекс. Наиболее выразительными ее памятниками, видимо, следует признать центральный Филипповский курган самого нач. IV в. до н.э. и северную курганную группу Прохоровского могильника V-IV вв. до н.э.. Раньше V в. до н.э. датировали и заселение степей Башкирии сарматами, составившими отдельную родоплеменную группу. Сегодня научными изысканиями определяется, что накопление признаков раннесарматского времени начинается на востоке Южного Приуралья. Наиболее наглядно оно выступает в погребениях людей высокого социального ранга. Они оставлены богатыми группами, которые начинали кочевать по времени года раньше своих более бедных сородичей и продвигались на более далекие расстояния. В результате они имели более интенсивные контакты с соседями, проявляли большую восприимчивость к влиянию иных культур. Полностью сформировавшиеся комплексы предстают в IV-III вв. до н.э. (Алебастрово, Мечет-Сай, Кардаилово, Степная Башкирия, бассейн Самары).

Исследователи прослеживают генетическую связь прохоровской культуры Южного Приуралья с предшествовавшей, отмечая участие в ее сложении пришлого населения из Зауралья, Северного Казахстана и Приуралья, что делает еще более сложным решение проблемы происхождения сарматов в отличие от предшественников. Одни специалисты, в принципе не отрицая роли миграционных процессов, считают последующий этап закономерным развитием на базе предшествовавшей культуры при определенных контактах с соседним населением. Отмечается, что в курганах V-IV вв. до н.э. сохраняются ведущие черты известного ранее обряда при наличии прохоровского инвентаря, чем затрудняется определение их культурной принадлежности. Антропологический материал свидетельствует об активном участии предшествующего населения в формировании облика ранних сарматов и его многокомпонентности. Другие исследователи конкретно прослеживают следы появления новых этносов, связанных с носителями сакской и зауральских культур, включившихся в создание прохоровской культуры. Удельный вес и значение их в данном случае остается в зоне острых дискуссий.

Наконец, предполагается ведущая роль Южного Зауралья. Здесь в результате археологически реконструируемых событий межэтнического взаимодействия усиливается милитаризация номадов при тесных контактах с лесостепным населением. Происходит распространение воинского погребального обряда на всех членов общества, изменение почти всей культуры. Укрепление позиции воинских предводителей и их дружин усиливало агрессивность общества. В кон. V-нач. IV вв. до н.э. очевидно участие урало-аральских кочевников в удачной борьбе Хорезма против персидского господства. Саки, массагеты и, вероятно, часть ранних сарматов участвовали в борьбе среднеазиатских народов с силами Александра Македонского (329-327 гг. до н.э.). Все эти события, наряду с обострившейся демографической ситуацией и аридизацией, привели к миграции зауральских номадов и вошедших в их состав зауральских лесостепных племен в Южное Приуралье, примерно, с сер. IV до рубежа IV-III вв. до н.э. Здесь произошло окончательное быстрое сложение прохоровской культуры (полагают, что сами памятники у д.Прохоровка распадаются хронологически на две разновременные группы) за счет этнокультурной и социальной близости вступивших в прямой контакт сторон при доминировании системы местного материального производства. В конце миграции происходит проникновение зауральских племен в лесостепную Башкирию. С вероятностью подобного развития политических событий связывают находки ахеменидского импорта в сарматских погребениях. Отражением участия сарматов в противостоянии Кира Младшего и Артаксеркса II в самом кон. V в. до н.э. предлагается считать находки из Филипповского кургана «Большой» и кур.8., погр.5 Мечет-Сая, Долинного I трети IV в. до н.э., что допустимо с учетом отмеченной хронологии складывания прохоровской культуры.

Несомненно, общество номадов Южного Приуралья было достаточно стратифицированным, достигая позднепотестарного уровня, о чем свидетельствует, например, открытие некрополей знати Филипповка I, II Илекского района, не уступающие скифским «царским» курганам, с которыми они синхронны во времени, сравнимы по трудозатратам и пышности обряда, обильности и изысканности ювелирных украшений. В IV в. до н.э. наблюдается «спускание» воинского погребального обряда, служившего ранее средством идеологического обособления военно-жреческого сословия, почти на всех членов общества. Отмеченные процессы, протекавшие в южноприуральском обществе, усиливавшаяся ариадизация с резким усилением континентальное климата и демографический взрыв, определяемый для III-II вв. до н.э., привели к новой волне миграции с рубежа IV-III вв. до н.э., которая докатилась до Дона. Тогда же наблюдается резкое сокращение население Южного Приуралья.

Однако между населением различных регионов еще до окончательного сложения прохоровской культуры существовали разнообразные контакты, от функционирования скифского торгового пути до прямого взаимодействия военного или миграционного характеров. Сейчас четко отмечаются выплески какого-то южноуральского населения на запад. К VI-V вв. до н.э. или нач. V в. до н.э. относится погребение у с.Андреевка. Для V в. до н.э. фиксируются погребения могильников Липовка, Кривая Лука XVII и Барановка, погребения Хаджи-Тархан, Икряное, Комаровка. В отмеченных памятниках Нижнего Поволжья представлены и оригинальные южноуральские «жертвенники», образец которого обнаружен и у хут.Краснодворского на Нижнем Дону. Рубежом V-IV вв. до н.э. или нач. IV в. до н.э. датируется одно погребение I Кировского могильника возле с.Андреевка. Неподалеку в Новопавловском могильнике обнаружено погребение IV в. до н.э..

Иначе представлял развитие событий В.П.Шилов [1975], который полагал, что одновременно со сложением прохоровской культуры в Южном Приуралье в Нижнем Поволжье формируется раннесарматская культура. Во второй регион смещается и центр формирования сарматских племен, а сираки и аорсы признаются потомками геродотовских савроматов, что соответствует известным представлениям о генетическом родстве савроматов и сарматов. Южноприуральское население отождествляется с исседонами. Однако конкретные наблюдения за сложением прохоровской культуры и ее бесспорное распространение на запад свидетельствуют о южноприуральском центре сложения сарматской культуры, что признается практически всеми специалистами. Таким образом, подтверждается предположение М.И.Ростовцева [1925], определявшего прохоровский этап IV-II вв. до н.э., что сарматы были пришлыми иранцами, генетически не связанными с геродотовскими савроматами.

2. Сирматы

В вопросе о приходе сарматов в Восточную Европу важное место занимает проблема появления в античных источниках этнонима «сирматы». Псевдо-Скилак («Перипл обитаемого моря».68), живший в сер. IV в. до н.э. и оставивший сведения о событиях, происходивших, вероятно, немногим позднее 338 г. до н.э., сообщал: «СИРМАТЫ. [После скифов] племя [сирматов] и река Танаис, [которая] разграничивает Азию и Европу». Его информатором мог быть афинский писатель или купец, хорошо знавший восточные области Понта. В V в.н.э. Стефан Византийский («Описание племен») сохранил краткое сообщение Эвдокса («Землеописание». Фр.кн. I,1): «Сирматы - то же, что савроматы, как говорит Эвдокс в первой книге: «вблизи Танаиса живут сирматы». Авторство сообщения принадлежит Эвдоксу Книдскому, писавшему около 370-365 гг. до н.э. На основании труда Стефана Византийского воссоздано и упоминание сирматов во 2 пол. II в.н.э. Элием Геродианом («Об общей просодии».72,18). Плиний (VI,48) оставил следующее перечисление племен, живших за Оксом (Аму-Дарья): «сирматы, окситтаги, моки, батены, сарапары». Предполагалось, что источником ему могли послужить данные полководца Селевка I (312-280 гг. до н.э.) Демодама или сведения карты Агриппы (63-12 гг. до н.э.).

К.Ф.Смирнов рассматривал савроматов Геродота как носителей нижневолжского варианта одноименной культуры. К ней относилась манычская группа археологических памятников раннежелезного периода, с которой связано появление в V-IV вв. до н.э. особой группы бедных захоронений в Прикубанье с западной ориентировкой погребенных и иным распределением керамики в могилах, вероятно, идентифицируемых с известными здесь позднее сираками. Частично им могли принадлежать курганы, в основном оставленные меотской знатью, с грунтовыми прямоугольными могилами с плоскими перекрытиями. Их кочевья уже в IV в. до н.э. простирались на юг до Кавказских гор, занимая часть бассейна Кубани восточнее Лабы. Первые следы проникновения сарматской культуры в регион определяются по конским уздечным украшениям западно-сибирского зверинного стиля IV в. до н.э. О связи сираков с Нижним Поволжьем свидетельствуют найденные прохоровские мечи и шлем латенского типа. К кон. IV в. до н.э. крупная сарматская орда, идентифицируемая с близкими сиракам сирматами, представлявшими передовую группу савроматов и предвестников сарматского движения на запад, перешла Дон. В целом, исследователь видел в основе сирматов савроматов Геродота, в то же время, определяя их как сарматов, образовавшихся в результате органичного слияния савроматов и сарматов-прохоровцев. Для второго сближения используется сопоставление свидетельства Псевдо-Скимна о сарматах у Танаиса с данными о сирматах Эвдокса и Псевдо-Скилака. Сирматы были и среди носителей прохоровской культуры, как ранние сарматы до образования союзов аорсов, сираков и роксолан. Наблюдения К.Ф.Смирнова нашли свое развитие в работах других исследователей.

В.Е.Максименко полагает, что сирматы - потомки от брака амазонок и скифов, зародившиеся в прикубанских и донских степях, и отличные от савроматов (язаматы и сираки) Диодора Сицилийского - были носителями не прохоровской археологической культуры, а донского варианта савроматской археологической культуры междуречья Северский Донец-Дон. Им принадлежат памятники IV в. до н.э. по обоим берегам Дона. Их усиление и обособление могло быть обусловлено приходом нового ираноязычного населения из-за Волги, возможных носителей имени «сирматы», известных ранее как исседоны, сведения о которых исчезают именно ко времени появления сирматов. Движение сирматов шло севернее излучины Дона, не затрагивая междуречья Дон-Нижняя Волга. Археологические доказательства смены культур в V-IV вв. до н.э. не устанавливаются, но возрастает количество памятников. Пришлые сирматы были сарматами - носителями савроматской культуры Заволжья и Южного Приуралья. Они ассимилировали часть предшествующего савроматского населения и усилились в III в. до н.э., став известны Деметрию Каллатийскому и Псевдо-Скилаку как сарматы. Именно они были первыми сарматами, двигавшимися к Днепру. Автор отождествляет Танаис с Северским Донцом, за который переселились савроматы Геродота, известные у Псевдо-Гиппократа как савроматы, живущие в Европе вокруг Меотиды. Подтверждение сообщению Геродота усматривается в данных Диодора Сицилийского о завоевании амазонками земель до и далее Танаиса и об удалении их в Скифию. В связи с историей сирматов ставится проблема «европейских савроматов», отмечается сближение этнонимов «савроматы», «сарматы», «сирматы».

И.В.Сергацков отмечает, что в IV в. до н.э. в Южном Приуралье уже практически сложилась прохоровская культура, и сирматы Южного Приуралья и Нижнего Поволжья были ее носители, оставившими синкретические памятники в Волго-Донском регионе. По мнению B.М.Клепикова и А.С.Скрипкина, с сирматами, помещаемыми у Дона и четко противопоставляемыми Эвдоксом Книдским и Псевдо-Скилаком савроматам, следует связывать распространение на Дону и в Нижнем Поволжье археологических инноваций южноуральского происхождения, затухающих по мере приближения к Дону, где происходит смешение с местными савроматами и формируется синкретическая савромато-сарматская культура. Миграция происходила в форме диффузии, поскольку местные родоплеменные объединения были достаточно многочислены и хорошо вооружены. Новые мигранты были сарматами или предопределили появление тех также из Южного Приуралья в III в. до н.э. Эти сирмато-сарматские группировки связаны с даями Страбона. Их условно отождествляют и с сираками.

Ф.В.Шелов-Коведяев видит в свидетельстве Псевдо-Скилака о сирматах переход в нач. 2 пол. IV в. до н.э. сарматами Дона. Ю.М.Десятчиков считает сарматов-сирматов даями/дахами заволжских и оренбургских степей, носителями прохоровской культуры, которые были родственны парнам. Таким образом, «сирматы» в трудах исследователей оказываются связанными с ираноязычными савроматами или сарматами, хотя иногда сирматов безралично определяли одновременно как савроматов и сарматов в Европ. Предлагавшаяся идентификация «сирматов» с финно-угорским населением, предложенная Ф.Брауном и развитая П.Д.Либеровым на основании археологического материала среднедонской культуры (будины), справедливо не нашла признания у специалистов. Отмечалась и нехватка археологических данных для подтверждения или опровержения факта перехода савроматов на западный берег Дона и отождествления их передовой группы с Сирматами.

Остановимся на анализе сообщений древних источников без учета археологических данных, что представляется в данном случае методологически более оправданным и продуктивным. Сообщение Эвдокса, бесспорно, не позволяет точно установить место обитания сирматов по берегам Танаиса. Причем, отождествление сирматов с савроматами оказывается принадлежащим Стефану Византийскому, т.к. сама цитата из Эвдокса такой информации не несет. Чего же стоят его чисто книжные этнические идентификации демонстрирует дальнейшее отождествление и савроматов, и сарматов со скифами, а скифов - с фракийцами. Но Стефан Византийский сохраняет и свидетельство Элия Геродиана, разделяющего сведения о сирматах и сарматах. Если мы принимаем прямое понимание текста Псевдо-Скилака даже без попытки идентификации Танаиса с Доном или Северским Донцом, то сирматы и савроматы оказываются различными этносами, разделенными рекой. С другой стороны, прямой порядок слов, характеризующий население за скифами, может и не отражать действительного положения. Никакой источник, даже если принять за Танаис Северский Донец, т.е. за Танаис тогда надо принимать как единую водную артерию Северский Донец-Нижний Дон, не оговаривает ограничение с востока сирматов Доном, а следовательно междуречье Северский Донец-Дон исключается из рассмотрения. Непонятны и попытки ограничения территории обитания сирматов вдоль «реки», если на это нет никаких указаний источников. Наконец, невозможно безоговорочно идентифировать Танаис с Северским Донцом, а следовательно отвергнуть традиционное отождествление Танаиса с Доном. По Геродоту, савроматская земля лежит за Танаисом от угла Меотиды, которая непосредственно отделяет царских скифов от савроматов, т.е. речь идет о Нижнем Доне. Поэтому невозможно савроматов Геродота связывать с историей «европейских савроматов» и резко противопоставлять савроматам-сарматам Диодора Сицилийского. Не могло произойти зарождение савромато-сирматского союза в прикубанских степях, чему противоречат данные письменных источников и археологии. Стоит помнить, что у Псевдо-Скилака слово «сирматы» происходит из соединенного текста, делая сомнительным точность информации.

У нас нет оснований отождествлять сирматов с савроматами, как делают некоторые исследователи, беря на веру поздние сведения Стефана Византийского. Геродот рассказывает об уходе за Танаис предков савроматов, а не сирматов. Остается неясной и попытка привязки сирматов к истории «европейских савроматов» исследователями, которые сами помещают сирматов уже в Азии. Нет никаких оснований считать сирматов местным племенем. Некоторые источники указывают на разноплеменный состав савроматов, но фактически мы могли бы предполагать этническую принадлежность к ним только язаматов, которых не следует отождествлять с языгами. Со временем полагают их движение с юга к восточному берегу Дона. Поэтому вряд ли здесь уместно обращаться к проблеме савроматов в Европе, хотя следует высказать по данному поводу некоторые замечания.

Легенда о зарождении савроматского народа на территории царских скифов, переданная Геродотом, не дает возможности говорить о проживании даже первого поколения собственно савроматов в Европе, поскольку оно появится уже за Танаисом в Азии. В целом же легенда просто дублирует легенду о происхождении самих скифов и ценна с точки зрения сближения скифов и савроматов в этническом и культурно-идеологическом плане. Псевдо-Гиппократ действительно говорит, что в Европе среди народов, живущих вокруг Меотиды есть особый скифский народ савроматы. Замечено, что не стоит воспринимать свидетельство буквально, а потомки воинственных амазонок савроматы «перемещены» в Европу, поскольку Псевдо-Гиппократ считал европейцев более воинственными, чем азиатов. Но и сама точность локализация савроматов здесь аналогична точности Эвдокса. Причем, обращает на себя внимание, что Псевдо-Гиппократ берет за границу Европы и Азии не Танаис, что, обычно делают эллинистические авторы, а Меотиду в целом, делая проблематичным поиск восточной границы Европы. Стоит вспомнить сообщение Гекатея Милетского VI в. до н.э., который считал границей Европы и Азии Фасис, разделявший дандариев и синдов. Река эта не впадала в море, что дает право видеть в ней Кубань, вливающуюся в Меотиду, называемую древними источниками «болотом/озером». Полагают, что и Полибий позднее отождествлял Танаис с Кубанью. Псевдо-Скимн представлял Кубань в качестве рукава Дона. Продолжением таких представлений могли быть известия о том, что скифы являются меотами, а европейские скифы господствовали над меотами. Само определение савроматов как скифского народа у Псевдо-Гиппократа размывает опору для их географической локализации. С другой стороны, согласно Геродоту, скифы доходили до Синдики во время своих походов через лед Керченского пролива. Они жили к западу от Дона, действительно располагаясь до крайнего «угла Меотиды», становясь полноправными «меотами». Они же грабили меотов к востоку от Дона.

Страбон кратко передает сообщение из «Европы» Эфора (жил около 405-330 гг. до н.э.), в конце которого говорится о савроматах и прочих скифах. Но мы не можем быть уверены, что здесь савроматы упоминаются именно как европейский народ, тем более, что там же приводится цитата Эфора из Херила Самосского о походе Дария против европейских скифов, отождествлявшего скифов с саками и поселявшего их в Азии. У Псевдо-Скимна мы же узнаем, что язаматы-савроматы Эфора жили в Азии за Танаисом. По Дионисию Периегету, «Европу от Азии отделяет посередине Танаис, который, катясь через земли савроматов, течет в Скифию». Действительно, савроматы могут оказаться по обоим берегам реки, т.е. на двух континентах. Однако такое же положение тогда следует признать и для скифов, что исследователи не замечают. Тем более Дионисий Периегет, как некогда Эсхил, далее прямо заявляет, что вокруг Меотийского озера живут скифы. Автор знает и мнение о разделении Европы и Азии по перешейку между Черным и Каспийским морями. Вероятно, речь идет о широтном делении Европы и Азии по линии Фасис-Каспий-Арал-Сыр-Дарья, существовавшим в античной географической традиции наряду с меридианальным. У Дионисия, передающего и более древнюю картину размещения племен, чем существовавшая в его время, савроматы являются потомками амазонок, чем поднимается тема их легендарного происхождения по Геродоту, о чем мы уже говорили. В то же время источник утверждает, что Танаис катится в угол Меотиды по скифской земле из гор Кавказа, скифы живут вокруг Меотийского озера, савроматы обитают в лесах и соседят с синдами. Нетрудно заметить, что источник широко раздвигает границы скифов на восток, савроматов размещает к востоку от Нижнего Дона, а его истоки путает с кавказской рекой (например, с Манычем). Не исключено, что Дионисий, подобно Полибию, приписывает Танаису и характеристики Яксарта. В целом, обращает на себя внимание нечеткие представления о географии и этнической номенклатуре описываемого региона. Кроме того, в латинском переводе Руфия Феста Авиена речь идет о сарматах, а сведения Дионисия могут не уходить в данном случае далее I в. до н.э.

Исследователи привлекают свидетельство Помпония Мелы, что «его [Танаиса] берегами и прибрежными местностями владеют савроматы, одно племя, но разделенное на несколько народов с разными названиями». Этнографическая характеристика источника построена на ранних материалах ионийских географов и Эфора. В то же время она, несомненно, включает в себя новые данные, например, карты Агриппы. Следует помнить, что в источнике Танаис связывается с Рифейскими горами, к которым причисляется и Кавказ, а его незамерзание зимой плохо подходит для степной реки. Таким образом, истоки Дона, опять-таки, могут путаться с одним из его кавказских притоков, например, Манычем, или используются сведения по кавказскому Араксу. В состав Европы тогда оказываются, включены западные части Азии. Савроматы поселяются по Танаису, тогда как меотики у Меотиды. Причем, именно последние приводятся как пример названия савроматского племени, хотя речь явно идет о географической единице, а их поселение во владениях амазонок связано со свидетельством Геродота. С востока у устья Дона автор размещает и иксаматов (язаматы), приписывая им традиции савроматов, известные по тому же Геродоту. Нет никаких оснований отождествлять Танаис с Северским Донцом. В целом, по источникам мы не можем полностью отвергнуть проблему пребывания савроматов в древней Европе, но прежде всего, здесь могло сказываться этническое родство скифов и савроматов, вероятная широкая контактная зона этносов, возможность мирной миграции на периферии соседних объединений и нечеткие географические представления о регионе, приводившие в некоторых случаях к туманным описаниям положения в нем. Стоит помнить и о том, что Помпоний Мела указывал на проживание сарматов с запада до Танаиса, а савроматы жили в Азии за Танаисом. В то же время он приписывал сарматам амазонские (савроматские) обычаи, что свидетельствует о продолжении тенденции отождествления сарматов и савроматов.

И.В.Пьянков считает надежной фиксацией пребывания савроматов к западу от Танаиса взаимосвязанные сообщения Псевдо-Гиппократа, Помпония Мелы, Страбона, Плиния Старшего, Валерия Флакка, полагая их зависимость от впервые зафиксированного Геллаником в кон. V в. до н.э. появления в Европе савроматов. О двух первых мы уже говорили. Валерий Флакк не уточняет этнической принадлежности «тех, которые живут вокруг озера Бика», т.е. Сиваша. Нельзя автору просто сбрасывать со счетов вероятность переноса поздними источниками с востока на запад этногеографических представлений в связи с последующими сведениями о переходе Танаиса савроматов-сарматов, что может касаться не только Помпония Мелы, но и Плиния Старшего. О реальности этнокарты Гелланика свидетельствует его помещение выше синдов меотов и скифов, т.е. полное игнорирование савроматов. С другой стоpoны, Гелланик сообщает, что для похода в Аттику амазонки перешли Боспор Киммерийский, т.е. они проживали к востоку от Дона. Кроме того, И.В.Пьянков сам отмечает многие факты, противоречащие его выводу. Под меотами Гелланика могут скрываться меоты-савроматы Помпония Мелы и савроматы, соседи синдов, Дионисия.

Итак, примем сообщения Плиния и Страбона, за отражение древней картины, известной Гелланику, по которой, в Европе к северу от Сиваша и Меотиды жили савроматы, исседоны, аримаспы и гипербореи возле Океана. Данная «лестница» или ее «ступени» фиксируются еще у Аристея, Гекатея, Геродота и Дамаста. Причем, все они помещают в ее основании скифов, а не савроматов. Если признать, что Гелланник отразил историю, произошедшую вскоре после отмеченной его современником Геродотом, то Дамаст Сигейский был не только современником обоих, но и учеником Гелланика. Для Аристея границей Европы и Азии служил Фасис, тогда как Гелланик принимал за нее Танаис, что и могло, вести к «смещению» всех народов в Европейскую Скифию. Как мы видели, Плиний ставит на место кочевников-скифов савроматов, что уже подрывает объективность его сообщения. Здесь следует учитывать и характер использования автором определенных этнических терминов, о чем речь пойдет ниже.

В указанной исторической картине, как часто бывало, сведены воедино данные о реальных, полумифических и мифических народах, что само по себе должно настораживать любого исследователя. Сегодня мы можем с большим основанием говорить, что исседоны были далеким восточным народом, а еще далее на восток лежала родина легенд об аримаспах, т.е. «историзированная» информация никак не связана с Европейской Скифией. Линия «выше-севернее» вполне может преобразовываться в восточное направление, что демонстрируют именно свидетельства Страбона. Нельзя забывать о собственной традиции скифского мира, в которой север и восток олицетворяли единый верх мироздания.

Сближение свидетельств Псевдо-Скимна о сарматах с данными, о сирматах Эвдокса и Псевдо-Скилака неубедительно. Псевдо - Скимн четко отделяет сарматов от савроматов, помещая всех в Азии. К тому же, речь у него идет о сарматах, а не сирматах. Их нельзя идентифицировать без должного основания, т.к. сведения о сарматах относятся к III в. до н.э. и принадлежат Деметрию Каллатийскому. Нет оснований усматривать в сообщении о сирматах отражение миграции сарматов за Дон. Конечно, трудно отказаться от соблазнительного созвучия этнонимов «сирматы», «савроматы», «сарматы», тем более что последние два (но не первый!) в последующей традиции оказываются синонимичны. Но долгая устойчивость всех более определенно говорит о различии их носителей. Судя по всему, отличаются сарматы, сирматы и савроматы («хариматы») у Элия Геродиана. Заметим, что сближение савроматов с сарматами в источниках начинается с кон. II в. до н.э., когда собственно савроматов уже фактически не было. Они были подчинены и ассимилированы сарматами, расположившимися на их землях. Нам остается поставить под сомнение корректность утверждения о бесспорной преемственности ряда «савроматы-сирматы-сарматы».

Сведения Диодора Сицилийского разделяют историю расселения амазонок к востоку от Танаиса и их дальнейшее покорение территорий до Фракии. Последнее вполне соответствует описанию того же автора о последующем завоевании савроматами под именем сарматов Скифии. Переселение же амазонок в Скифию вполне может подразумевать их первый легендарный этап появления там, после которого они, по Геродоту, уйдут за Танаис. Хотя в источнике нет прямого сопоставления амазонок с савроматами, но в начале своей истории амазонки именно от Фемискиры покорили земли до Танаиса, т.е. с востока. Причем, указания Филострата и Вибия, как полагают, позволяют локализовать Териодонт, возле которого проживали амазонки, с Кубанью. Стоит отметить, что добросовестный компилятор Диодор Сицилийский оставил нам в одном произведении несколько вариантов легендарной истории ираноязычных кочевников Евразии. У него амазонки, связанные с Термодонтом, оказываются отделены от истории происхождения савроматов, но этнически родственны скифам, в то же время и азиатским. Автор отмечает и мнение некоторых о скифском происхождении сарматов. Поэтому вряд ли стоит отдавать приоритеты в компиляции древних легендарных сказаний на предмет большей исторической правдивости. Предполагается, что между 512 г. до н.э. и сер. V в. до н.э. произошло вытеснение скифов на запад от Танаиса савроматами, отраженное в рассказе Диодора Сицилийского, который, кстати, помещал скифов по обоим берегам Танаиса. Возможно, данные события в литературной обработке позднее описал Лукиан Самосатский.

Особый интерес привлекает свидетельство Плиния. Установлено, что перечисление племен от Окса, начиная с сирматов, относится к пятой географической полосе, начинавшейся от входа в Каспийское море и охватывающей Бактрию, Армению и Иберию. Сирматы оказываются примыкающими к Иберии, располагаясь между параллелями середины Понта и устья Борисфена. Триада Плиния «сирматы-окситтаги-согды» близка триаде Птолемея. «Савроматика-Оксиана-Сугдиана», в которой отражен скифский пояс Посидония, возможно, стремившегося приурочить свои зоны к климатам Гиппарха. Отсюда может происходить и попытка Стефана Византийского отождествить савроматов у Танаиса с сирматами Эвдокса, т.е. речь не может идти о строго установленной этнической идентификации. Заметим, что приведенные наблюдения отрицают возможность расположения сирматов выше и западнее Нижнего Дона. Нет никаких оснований отождествлять сирматов с сарматами и помещать их в центральных районах Скифии. Показательно, что Плиний увязывает сирматов с землями к востоку от Окса. По наблюдению К.Ф.Смирнова, появление в источнике Окса вместо Танаиса может отражать распространенную в эллинистической литературе путаницу Дона и Сыр-Дарьи или появление первоначальных носителей этникона «сирматы» в Средней Азии из дахо-массагетского мира Южного Приуралья и Приаралья. Оба предположения представляют для нас практический научный интерес. Лишь отметим, что Плиний говорит об Оксе/Аму-Дарье, которую отличает от Яксарта/ Силиса/Сыр-Дарьи, зная о путанице древними последней с Танаисом.

Исследователи отмечают наличие савроматских археологических памятников к западу от Дона (например, савроматский кенотаф Сладковского могильника. Но проявляющееся сильное влияние скифской культуры, которое простирается и к востоку от Танаиса (например, собственно скифское погребение V в. до н.э. у с. Криволиманское бассейна р.Сал) не позволяет искать здесь рано этнически обособленную единицу савроматов-«сирматов». Предполагаемые археологические свидетельства такого положения находят себе аргументированные возражения. Следует учитывать и проблему соответствия археологических и исторических савроматов. Увеличение с IV в. до н.э. савроматского присутствия в Скифии прослеживается по отдельным памятникам, когда начинают отмечаться и черты, связанные с Поволжским и Приуральским регионами. Но следует тогда быть корректными при обозначении их савроматскими, поскольку источники не знают о савроматах в Самаро-Уральском регионе. Из разрушенного погребения у хут.Краснодворского происходит типичный для V в. до н.э. Южного Приуралья каменный «жертвенник».

К сирматам предлагается относить погребения на правом (Шолоховский, Карнауховский, Яремовский, Кащеевка, кур.1, Сладковский, кур.4 и т.д.) и левом (Ясыревский курган, Койсугский могильник, кур.6 - ,погр.26, Азовский курган 1980 г. и др.) берегах Дона, на Днепре (у с. Грушевка и Вороной) и отмечается их связь с Приуральем. Сведения о сирматах появляются в 1 пол. IV в. до н.э.. Данные памятники пока датируются в пределах 3 четверти IV-II1 вв. до н.э., хотя указывают и на нач. IV в. до н.э.. Причем, III в. до н.э. является наиболее дискуссионным в археологии на предмет выявления сарматских захоронений в Северном Причерноморье. Отнесение погребений у Грушевки, Вороной, Михайловки, Днепростроя, Большой Белозерки, Верхних Серогоз, Ушкалки, Кута и др. к раннесарматским (сирматским) и датировка их IV-III вв. до н.э. встречает возражения. Однако придонские памятники отличают более яркие савроматские признаки. Если и признавать часть памятников действительно принадлежащими сирматам, что вполне допустимо, то следует говорить об их периодическом появлялись к западу от Дона, тогда как основные места обитания лежали к востоку от реки, что подтверждают археология и письменные источники. Точно так ранее и параллельно или совместно с сирматами появлялись к западу от Дона собственно савроматы. Первоначально продвижение, видимо, носило Мирный и эпизодический характер, который сменился на агрессивный к кон. IV в. до н.э. с усилением притока восточных мигрантов, что могло вести к перегруппировке сил в регионе. Именно во 2 пол. IV в. до н.э. появляются укрепления на Елизаветовском поселении. К данному периоду относят начало гибели культуры Лесостепной Скифии и распространение там инноваций кубано-придонского типа. За указанными событиями усматривают дальнейшие действия сирматов.

Наиболее обоснована точка зрения об отождествлении «археологических сарматов» с носителями сложившейся прохоровской культуры, которые только во II в. до н.э. вытеснят савроматов Нижнего Дона и проникнут к западу от Дона, хотя в последнем случае может сказываться несовершенство скифо-сарматской хронологии. Поэтому они никак не могут быть отождествлены с сирматами. Появление последних, несомненно, связанно с восточной миграцией и совпадает с началом складывания прохоровской культуры в Приуралье. Носители именно этой начальной стадии раннесарматской культуры в лице сирматов приносят соответствующие инновации в Нижнее Поволжье и на Дон. Причем, по мере мирного продвижения на запад, не вызвавшего резкого изменения этнической ситуации, происходит их смешение с местными савроматами, оказывающими сильное влияние.

Возможно, в этой ситуации кроется двоякое толкование исследователями сираков как потомков местных савроматов или пришлых сарматов. Мы разделяем точку зрения о появлении сираков в Восточном Приазовье в IV в. до н.э. Вероятно, они могут быть сопоставлены с сирматами или их частью, включившимися в создание союза, долгое время известного потом на Кубани как сиракского. Здесь может скрываться и ответ на созвучие этнонимов «сирматы» и «сираки». Показательно, что с Шолоховским и Сладковским курганами по конструкции погребального сооружения сближается прикубанское погребение №406 2 пол. IV в. до н.э., которое И.И.Марченко относит к первой хронологической группе сарматских памятников в регионе, датируемой 2 пол. IV-III вв. до н.э. В то же время исследователь считает их савроматскими и связывает с Шираками, появляющимися, возможно, в 1 пол. IV в. до н.э., отмечая одновременное наличие савроматских и прохоровских элементов. «Сираки» представляются союзом племен савроматского и сарматского происхождения. М.Г.Мошкова более осторожно датирует время появления в Прикубанье сираков кон. IV или рубежом IV-III вв. до н.э., вслед за К.Ф.Смирновым рассматривая их как передвинувшуюся часть савроматов Нижнего Поволжья, но при некотором участии южноуральских контингентов. На наш взгляд, последнее могло быть определяющим и главенствующим. В кон. IV-1 пол. III вв. до н.э. наблюдается приход новой кочевой волны из Заволжья.

Хронологически и культурно близкая группа памятников открыта в Восточном Закубанье и предположительно связывается с язаматами-иксоматами. Гекатей Милетский помещал в кон. VI-нач. V вв. до н.э. иксибатов на Понте, возле Синдики. Здесь же иксоматов фиксирует в кон. V-нач. IV вв. до н.э. Полиэн. Возможно, к ним относятся упомянутые сведения о савроматах Дионисия. У Псевдо-Скимна, ссылающегося на сведения Деметрия Каллатейского, жившего в III в. до н.э., язаматы жили за сарматами Танаиса, отождествляясь в IV в до н.э. Эфором с савроматами, с которыми связывали легенду об амазонках. Вероятно, к сведениям Псевдо-Скимна восходят данные анонимного автора «Перилла Понта Евксинского», помещающего за савроматами Танаиса язаматов. Птолемей располагает на Танаисе яксаматов, сопоставимых с агаматами Плиния. Помпоний Мела помещает иксаматов ближе к устью Танаиса. Стефан Византийский сохраняет сведения об иазабатах у Меотиды, отождествляемых Эфором с савроматами, и иксибатах у Синдики Гекатея. Элий Геродиан называет иаксабатов. Обычно язаматов локализовали между р.Еей и Манычем. В.Е.Максименко связывает с язаматами, появившимися в V в. до н.э., памятники дельты Дона (Елизаветовскос поселение, курганы и т.д.) и прилегающих районов до низовий Северского Донца и Маныча. По предположению Т.М.Мирошиной, язаматы сложились на скифо-сармато-меотской основе и переселились на Нижний Дон из Прикубанья-Предкавказья в VI в. до н.э. Они инкорпорировали в свой состав вернувшихся из Передней Азии киммерийцев.

Итак, в IV в. до н.э. на Дон и в Прикубанье с востока докатывается «сирмато-сиракская» волна. Учитывая данные Псевдо-Скимна, язаматы могут локализоваться именно возле Кубани. Что касается иксибатов Гекатея Милетского, то они могли представлять из себя часть савроматов, как и иксоматы Полиэна. Но последние уже могли включать в себя и новых восточных мигрантов. Именно такое положение должен был фиксировать Псевдо-Скимн. Возможно, складывающееся новое савромато-сарматское объединение наследовало имя иксибатов, получившее свое развитие в яксаматы. Но последнее могло быть только созвучным первому. Западных яксаматов Птолемея сопоставляли с его же яксартами, жившими на р.Яксарт/ Сыр-Дарья. Плиний упоминает язаматов и камаков, последние из которых сопоставимы с камами самого Плиния на Яксарте. Учитывая распространение «сирмато-сиракской» волны, сведения Помпония Мелы, Птолемея и Плиния могут фиксировать первоначальное расселение язаматов, как составной части этой волны, а Полиэн и Псевдо-Скимн зафиксировали их дальнейшую миграцию на юг. Впоследствии язаматы на Кубани вошли в состав сиракского объединения, тогда как язаматы Дона первоначально попали в аорское объединение, а после его распада (именно этот период известен Помпонию Меле, Плинию и Птолемею) в аланское, которое вскоре распространило свою власть и на кубанский регион.

По сообщению Полиэна, наиболее известные события из истории иксоматов произошли в правление боспорского царя Сатира (407-387 гг. до н.э.). Иксоматская княжна Тиргатао была замужем за царем синдов Гекатеем, когда Синдика впервые вошла в состав Боспорского государства. Правитель последнего, желая отделаться от своей жены, навязывал ее царю синдов, для чего требовал от него развестись с Тиргатао. Женщина противилась разводу, и была посажена под арест. Тогда она бежала на родину, вышла замуж за преемника своего отца, собрала войско и начала войну с обидчиком. Ее действия были столь разрушительны, что Сатир умер от отчаяния, и только его сын Горгипп с большим трудом и богатыми подарками сумел остановить войну. Данное сказание отражает реальную историю 2 пол. V в. до н.э..

Д.А.Мачинский и Л.А.Ельницкий полагают, что этноним «сираки» возник в дахо-массагетской среде Закаспия. Топоним «сирак» отмечается на территориях Зеравшана, Самарканда, Ташкента и Ферганы. Ветвью саков считал их М.И.Ростовцев. Интересно, что перечисление Плиния племен за Оксом ограничено сирматами и сарапарами, вторых из которых считают сираками. С археологической же точки зрения вполне вероятно участие сакского этнического элемента Северного Казахстана и Приаралья в формировании сарматской прохоровской культуры. Примечательно, что распространение на запад дромосных могил, связываемых с сирмато-сиракской волной (именно в них сконцентрированы одновременно черты как савроматского, так и раннесарматского времен) сопоставимо с наблюдениями о распространении подобных погребений в Южном Приуралье за счет миграции туда саков Приаралья, что приводит к сложению прохоровской культуры. Не исключена подобная ситуация и в связи с распространением подбойных могил или раннедиагональных погребений. Упоминание Плинием сирматов к востоку от Окса может свидетельствовать о месте первоначального расположения носителей данного этнонима в дахо-массагетско-сакской этнической среде, с которой были связаны и сираки. Плиний помещает сирматов и сарапаров (сираки) возле озера Оакс, которое сопоставимо с Аралом, т.е. племена фиксируются где-то в районе Приаралья. Отсюда они, продвинувшись на запад и северо-запад, приняли участие в начальной стадии формирования прохоровской культуры, носители которой и мигрировали на запад в 1 пол. IV в. до н.э., принеся этноним «сирматы». Они же могли положить начало складыванию здесь сиракского союза, который начинает отмечаться в письменных источниках к кон. IV в. до н.э. Учитывая появление сведений о сирматах в Восточной Европе в 1 пол. IV в. до н.э. и окончательное сложение прохоровской культуры во 2 пол. IV в. до н.э. за счет прихода зауральского населения, начало сирматского движения оказывается связано с носителями «дозауральского импульса», более зависимого от влияния сакского мира. Причем, именно с IV в. до н.э. отмечается резкое расхождение в путях развития населения Южного Приуралья и саков Приаралья считал, что сираки, как ветвь саков, появились, вместе с саками в Гиркании и Армении, но, вероятнее, заняли северокавказские степи. По мнению Ю.М.Десятчикова, одним из основных направлений миграции сираков, рядом с которыми нарративные источники часто помещают саков, в Восточную Европу был южный путь через Иран и Закавказье. С археологической точки зрения данную гипотезу трудно проверить. Но для нас важно отметить фиксацию на территории древней Армении саков и сираков. У последних правил род Каренианов/Камсаров. Он был связан этническим родством с саками и в то же время был родственным царскому роду Аршакидов, происходившему из племени даев-парнов. Возможно, следовавшие в Восточную Европу через Волгу сираки действительно были носителями начального этапа складывавшейся прохоровской культуры, тогда как ушедшие в Закавказье происходили из собственно сакской этнической среды. В целом, приведенные наблюдения не позволяют согласиться с мнением об отождествлении сираков лишь с савроматами и участии их предков в скифских походах в Закавказье.

Д.А.Мачинский полагает, что в кон. IV в. до н.э. в Нижнее Поволжье переселились даи-сираки сако-массагетского происхождения. Они вместе с другими закаспийскими племенами в сер. IV в. до н.э. составили сиракский союз в восточном Приазовье. Исследователь обращает внимание на сообщение Страбона о миграции сираков из Нижнего Поволжья на Ахардей, где Плиний помещает кантиков. При этом Страбон называет даев (париев и ксандиев) Меотиды родственниками даям-парнам к востоку от северного Каспия и устья Волги. С данной точки зрения вполне вероятным представляется сопоставление европейских сайев с ксантиями и квандиями Страбона не только в плане общей этимологии племенных названий, но и этнического родства.

И.И.Марченко соотносит находки крестовидных псалиев в Северо-Западном Причерноморье с действиями прикубанских сираков возле Ольвии, отраженных в декрете в честь Протогена, оставляя открытым вопрос об их конкретной связи с саями, савдаратами или фисаматами. Если действительно эти племена входили в объединение, то в первую очередь привлекает внимание название «савдараты», означающее «носящие черное». В целом же, декрет в честь Протогена мог зафиксировать названия племен сиракского союза, когда собственно сираки стали господствовать в Прикубанье, заняли место уничтоженной верхушки меотского общества и начался процесс меото-сиракской интеграции. В результате внутри этого союза обозначается известное сословно-племенное деление. Руководящая роль принадлежит собственно сиракам-саям (*xsa(y) - «властвовать»), которых сопоставляют с «царскими сарматами». Далее идут меото-сиракские объединения - савдараты (или рядовые сираки) и фисаматы (или меоты), чье название претерпевает оформление под влиянием ираноязычных сарматов, но сохраняет в первой части собственное название Кубани Пси, этимологизируемое на основании адыгских языков.

Появление сираков и сирматов в Восточной Европе, кроме воздействия политических событий периода персидского наступления в среднеазиатском регионе, может отражать последствия какого-то социального конфликта, заставившего их уйти на запад. Не исключено, что именно поэтому сираки названы Страбоном изгнанниками. В данной характеристике они объединяются с аорсами, но признание за последними памятников сложившейся прохоровской культуры может свидетельствовать о смешении поздним источником истории племен и племенных объединений в условиях господства в регионе сарматов вообще. Возможно, некий социальный конфликт произошел и в сарматской среде около II в. до н.э. Гипотеза об изначальной сословно-кастовой характеристике сирматов и сираков не противоречит признанию за носителями данных названий племенной организации, а предполагает их объединение в рамках существовавшего до переселения союза племен. Известная по источникам невоинственность также относится к общему положению в союзе и восприятию социальной стратификации самими участниками союза. Однако это не означает отсутствия воинской традиции непосредственно в самой среде сирматов и сираков, о чем свидетельствуют погребальные памятники, связываемые исследователями с волной восточных пришельцев, и резко возросшая военизированность, например, меотского общества. Однако, по свидетельству того же Страбона, сираки во много раз уступали тем же аорсам в военном потенциале и материальном положении, а взаимоотношения сирматов и савроматов не носили враждебного характера.

Появление сирмато-сираков в Восточной Европе, как уже отмечалось, логично связывается с распространением археологических инноваций, генезис которых прослеживается по материалам Южного Приуралья с кон. VI в. до н.э. Среди них наиболее выразительными являются формы погребальных сооружений и обрядности, не имеющие истоков на осваиваемых территориях. Погребения в ямах с дромосами появляются в Заволжье, в междуречье Волга-Дон, на правобережье Дона. В тех же местах распространяются подквадратные ямы с диагональным положением костяков: Заволжье, междуречье Волга-Дон. Сочетание дромосных и раннедиагональных погребений отмечается в Южном Приуралье, откуда, несомненно, распространяются последние. Диагональные погребения III-II вв. до н.э. обнаружены в Алтайском крае. Отметим несколько могил с заплечиками Аксеновского могильника. Совместно с ними встречаются подбойно-катакомбные захоронения (Новоузенск, Лятошкина, Сайхин, Новоникольское, Усть-Погожье, Кривая Лука, Вертячий, Крепинский, Северный) и прямоугольные ямы с южной и ортогональной ориентировкой костяков в коллективных захоронениях (могильники Березовка, Капитанский, Молчановка, Койсуг). В Прикубанье к ним относится группа I, выделенная И.И.Марченко: погребение комплекса №406 в яме с дромосом, катакомба комплекса №376, узкие прямоугольные ямы комлексов №178,276, последняя из которых имеет узкие заплечики со следами перекрытия. В Восточном Закубанье представлена группа из 24 подкурганных впускных погребений в прямоугольных ямах. К ней относят и основное погребение Курджипского кургана.

Они сопровождаются южноуральскими чертами, к которым относится круглодонная керамика с примесью талька. Последняя при сохранении форм исчезает в Волгодонском регионе. Появляются небольшие курильницы с боковым отверстием, железные стержневые браслеты с заходящими друг за друга концами, гривны, мечи с дуговидным или сломанным под тупым углом перекрестием, новые типы бронзовых наконечников стрел. В Нижнее Поволжье переносится стандартизированный в Южном Приуралье комплекс вооружения (длинный меч, тяжелое копье, колчан большой емкости) и более устойчивое сочетание в погребениях костей лошади и овцы. Для Прикубанья отмечается, кроме того, использование угля и реальгара, расшивание бусами рукавов одежды и штанин, особенности видов и форм керамики, напутственной пищи, украшений конского снаряжения.

3. Сираки

Первым известным нам письменным источником, сообщающим об истории сираков в Восточной Европе, некоторые исследователи признают сообщение Диодора Сицилийского о междинастической борьбе за боспорский престол между братьями Сатиром II и Эвмелом, после смерти их отца Перисада в 309 г. до н.э. В нем рассказывается о поддержке варварским царем восставшего брата Эвмела. После неудачного сражения союзники отступили в укрепление первого, под которым одержали победу и, в конечном итоге, завоевали власть для Эвмела, скончавшегося в 304 г. до н.э. Здесь речь идет о соплеменниках варварского царя Арифарна, названных в рукописи фракийцами. Несмотря на высказанные замечания, известная конъектура «фатеи» менее приемлема, чем конъектура «сираки». Ю.М.Десятчиков признавал за источник Диодора Сицилийского современного событиям боспорского хронографа. Исследователь обратил внимание, что фатеи уже были подчиненным Перисаду I племенем, а его сыну Эвмелу пришлось вступать в дружеские отношения с соседними варварскими народами. Арифарн выставил 20000 конницы и 22000 пехоты, что соответствует военному потенциалу более позднего сиракского царя сираков Абеака, предоставившего другому боспорскому правителю Фарнаку 20000 конницы. Кроме того, 2000 фракийцев выступали на стороне брата-соперника Сатира II, что препятствует возможности появления фракийцев на стороне Эвмела. Поэтому в соплеменниках Арифарна, носящего иранское имя, предпочтительней видеть сираков. Действительно, трудно понять присутствие фракийцев в Восточном Приазовье и иранское имя их царя.

Ю.М.Десятчиков усматривал подтверждение участия в событиях сираков в распространении со 2 пол. IV в. до н.э. прохоровских элементов погребального обряда в греческих городах Таманского полуострова из Прикубанья, где с этого времени фиксируются сармато-меотские могильники, а на городищах налаживается производство сероглиняной гончарной керамики. Ставка же Арифарна идентифицируется с Краснобатарейным городищем, которое находится в районе р.Агадум в Закубанье. В кон. IV в. до н.э. отмечаются проявление взаимовлияния сираков и меотов в искусстве и идеологии (колпачок из Курджипса, ритон из Карагодеуашха) и памятники греко-сиракского искусства. По мнению В.П.Шилова, сарматские памятники в Прикубанье не фиксируются, поэтому сираки могли воевать не на своей территории, а пришли на помощь в указанный Эвмелом пункт, например, в низовьях Кубани. М.П. Абрамова вообще отрицает присутствие сираков в Прикубанье, аргументируя свое мнение малым количеством здесь сарматских памятников кон. 1V-III вв. до н.э. Однако Диодор Сицилийский указывает, что, по крайней мере, последний для Сатира II этап военной кампании протекал не только непосредственно возле крепости самого Арифарна, но охватил саму страну сираков. Сейчас достаточно надежно выделяется группа сиракских погребений региона того времени.

Хотелось бы обратить внимание на факт использования в войске Арифарна 22000 пехоты, которая не могла представлять самих сираков, поскольку не соответствует кочевому способу хозяйства. Причем, количество пехоты даже превосходит отряд всадников. Сами сираки начинают оседать с сер. III до н.э., а пехота в кочевом обществе является показателем социально-зависимого положения, формирующегося часто за счет отделения части населения от основной отрасли хозяйства. Единственным источником ее формирования тогда могли стать меоты-земледельцы. Исследователи полагают, что заселение Прикубанья сираками сопровождалось военными конфликтами. В IV в. до н.э. увеличивается количество меотских погребений с оружием, и появляются укрепленные городища. После победы над Сатиром II сираки могли получить поддержку Боспора или гарантированный нейтралитет и активизировали военные столкновения с меотами, которые не наблюдались до кон. IV в. до н.э. В результате прекращают функционировать меотские грунтовые могильники (Лебеди III), «царские» курганы (Елизаветинские, Марьянские), укрепления (городище №2 хут. им.Ленина, Старокорсунское городище №2). Сираки уничтожили меотскую знать, изменив социальную структуру местного общества. Возможно, к этому периоду следует отнести начало формирования Нартовского эпоса у предков адыгских народов.

В целом, принимая предложенную гипотезу развития событий, следует высказать некоторые соображения. Судя по меотским могильникам и укрепленным городищам, военные столкновения меотов с сираками начались еще до боспорского конфликта, а участие меотов в пехоте сиракского войска во время последнего свидетельствует о занятии сираками господствующего положения в их обществе или его части. Окончательное же укрепление позиции сираков действительно могло произойти после завершения междинастичсской борьбы, когда роль сираков на Боспоре и в регионе значительно возросла. Предполагается, что курган 4 четверти IV в. до н.э., раскопанный в 1875 г. на мысе Ак-Бурун, принадлежал одному из знатных сиракских сподвижников Эвмела, что возможно, если удастся сузить его датировку до последнего 10-летия IV в. до н.э. Прикубанье вскоре оказалось в полном владении сираков. Тогда была окончательно ликвидирована меотская знать, чье место заняли этнические сираки.

Рассказ Диодора Сицилийского, излагавшего без авторской переработки, ставшие ему известные события, дает возможность сделать определенные выводы. Прежде всего, противостояние Сатира II и Эвмела происходило на землях сираков. Археологические свидетельства появления в Восточной Европе сирматов-сираков свидетельствуют о расселении номадов от устья Дона до правобережья Кубани, не позволяя помещать сираков, по крайней мере, далее Восточного Закубанья. Здесь, по сообщению Диодора Сицилийского, происходит формирование и самого политического центра союза. Резиденция сиракского правителя Арифарна находилась на р.Агадум сразу на границе владений. Решение Р.Б.Исмагилова, что Арифарн был царем тюркоязычных сарматов и имел резиденцию в г.Каллатия не имеет под собой исторической основы. У нас нет никаких данных для отнесения сарматов к тюркоязычным народам, локализации укрепления Арифарна в Северо-Западном Причерноморье. Арифарн не может идентифицироваться с преемником скифского царя Атея, поскольку в то время у скифов правил Агар. В целом, и попытки определения среди сарматов и савроматов кроме ираноязычного элемента тюркоязычного не имеют достаточного научного обоснования.

Сведения Диодора Сицилийского позволяют говорить о надежном освоении сираками Прикубанского региона и создании там собственного союза на базе включения в него на правах зависимого меотского населения к кон. IV в. до н.э. Сираки оказываются вовлеченными в новые условия жизнедеятельности и уже успели перенять у меотов (или использовать опыт покоренных) определенные элементы оседлой жизни, о чем свидетельствует развитая фортификация резиденции Арифарна. Они овладевают новыми приемами ведения боевых действий, связанными с осадным делом в и за пределами укреплений, несвойственными для степняков. В то же время сираки сохраняют традиционную тактику боя ираноязычных кочевников на открытых пространствах, о чем свидетельствует их построение в битве при Фате, которое оказывается аналогичным для конного боя скифов. Курган Ак-Бурун подтверждает, по крайней мере, временную переориентацию боспорских правителей от союзнических отношений со скифами на сиракскую и усиление роли сираков в истории собственно Боспорского государства. В нач. III в. до н.э. возникает новая греческая колония в дельте Дона. Но не исключено, что придонские земли не входили непосредственно в территорию сиракского союза.

Однако такое положение не является постоянным, поскольку со временем могли меняться политические устремления сторон. Показательно, что Эвмел вскоре стал планировать присоединение к своим владениям всех припонтийских племен, которое не осуществилось только из-за трагической гибели царя. Как ответная реакция или проведение собственной политики сираков может оказаться исчезновение в 1 четверти III в. до н.э. из титулатуры Спартака IV упоминания ранее подчиненных племен синдов, меотов и фатеев. Нумизматические находки позволяют для кон. IV- нач. III вв. до н.э. проводить азиатскую границу Боспора по линии Старонижестеблевская-Крымск-Раевская.

В территорию сиракского союза включаются земли по Манычу и междуречий Кубань-Лаба, Кума-Терек, Терек-Сунжа. Сразу отметим, что обоснование вхождения данных территорий во владения сиракского союза на основе привлечения сведений более поздних источников некорректно, поскольку со временем могут происходить изменение в реальном расселении племен, и места первоначального обитания не обязательно должны совпадать с последующими. Помещаемая в междуречье Кубань-Лаба «зубовско-воздвиженская группа» хронологически относится к последующему периоду и, вполне вероятно, имеет тесную связь не только с историей сираков, но и новых восточных мигрантов, которые затем станут известны под именем алан. Восточная граница расселения сираков не определяется для того времени ни одним письменным источником, что делает этническую атрибуцию манычской группы памятников достаточно гипотетичной. Причем, археологическая близость памятников Прикубанья и Маныча наблюдается по линии нижневолжских савроматских памятников VII-VI вв. до н.э., которая и идентифицируется с сираками. Однако, как выясняется, отождествлять сираков лишь с собственно савроматами нет никаких оснований, тем более манычский регион оказался в стороне от продвижения сирмато-сиракской волны. Невозможно помещать возле Маныча и центр сиракского союза, чему противоречат данные Диодора Сицилийского и отсутствие там богатых погребений кочевой знати. Вполне объективными представляются высказанные против такой трактовки замечания.

Вновь отмстим отсутствие письменных свидетельств для идентификации с сираками памятников от Кумы до Сунжи. Нет соответственно оснований видеть в самых древних савроматских памятниках от Кумы до Терека и проявляющемся савроматском влиянии на местное население первое свидетельство обитания здесь сираков. Более предпочтительно с археологической точки зрения выделение памятников, появляющихся с кон. IV до н.э., для которых характерны погребения в узких ямах с западной ориентировкой костяков и погребальным инвентарем близким сиракским и меото-сиракским захоронениям Прикубанья. Для этого периода отмечается и прекращение функционирования основных и крупнейших городищ Северо-Восточного Кавказа. На Ханкальском 2 городище отмечаются следы пожаров, появляются погребения на цитадели, которая со временем превращается вместо захоронений местной верхушки, более всего попавшей под влияние сарматов. Опустевает Кисловодская котловина, что может отражать частичное истребление и вытеснение местного населения сарматами и превращение в будущем местности в пастбища. С кон. IV до н.э. наблюдается усиление сарматского присутствия в регионе, ведущее впоследствии к глубокой сарматизации и части иноэтничного местного населения.

Установление связи памятников междуречья Кума-Сунжа с прикубанскими не может рассматриваться с точки зрения вхождения их хозяев в некий обширный сиракский союз. Даже при признании вероятного приход сюда из Прикубанья на основании находок наконечников стрел, мечей, керамики, их дальнейшая история могли развиваться вполне автономно, не исключая определенных связей с другими регионами, населенными близкородственными племенами. Если оставившие их кочевники и входили ранее в сиракский союз Прикубанья, то это еще не означает, что сами они назывались сираками. Если не преувеличивать значение части элементов погребального инвентаря, то вполне приемлемо мнение о расселении на юг к Центральному Кавказу представителей савроматов. Мы не отрицаем распространение савроматских и сарматских племен в Центральном и Северо-Восточном Предкавказье, но не видим бесспорной возможности связывать их с сиракским союзом. Предполагавшаяся датировка катакомбных погребений Моздокских степей, как памятников сираков, IV-III вв. до н.э. должна быть скорректирована до II в. до н.э. Показательно, что использовавшиеся для обоснования материалы погребений на Северо-Восточном Кавказе достаточно спорны. Раннее влияние сарматов прослеживается к северу от левобережья Терека, включая восточные области Ставрополья. Здесь проходила контактная зона между местными племенами и сарматами. Наиболее же ранние сарматские погребения в междуречье Терек-Сунжа появляются во II-I вв. до н.э., свидетельствуя о проникновении сарматов не с Маныча, а возможно, из северных районов, где на территории Калмыкии, исторически связанной с зоной деятельности объединения верхних аорсов, прослеживается новая волна сарматов. Привлекаемые для установления сиракского присутствия в междуречье Терек-Сунжа письменные источники будут проанализированы, когда речь пойдет о времени отраженных в них событий. Поэтому окончательное решения о вхождении районов Маныча и Среднего Терека в переферию сиракского союза мы также оставляем для последующего разбора.

В целом, как показывают исследования, в IV-III вв. до н.э. наблюдается распространение сарматских памятников в местах прежнего населения савроматского периода. В то же время значительно увеличивается их количество в верховьях Урала и Сакмары, в междуречье Белой и Демы, по берегам Урала в районе Оренбурга, в Самарской области, в заволжских степях, в бассейне Иловли и низовьях Маныча, указывая на заселение новых территорий в лесостепи и продвижение к Кубани. В Заволжье пришельцы используют прежние могильники и основывают собственные (Осипов Гай, Бубенцы, Новоузенск, х.Мошков, Шайтан-Оба и др.), как и в верховьях Маныча (Лола, Элистинская группа, Восточный Маныч, Бичкин-Булук). Вдоль левого берега Волги продолжают существовать и прежние могильники (Быково, Бсрежновка, Калиновка).

Итак, с кон. IV-нач. III вв. до н.э. ощущается продвижение сарматов из Южного Приуралья в Заволжье (Новоузенск, Питерка II Могута, Бугор Бараний, Приозерный, Эльтон) и на правый берег Волги (Кривая Лука, КВЧ-239). Эта группа близка между собой, но уже изолирована от Южного Приуралья. В этот же период прекращают свое существование могильники Орской группы. До рубежа IV-III вв. до н.э. они сохраняются в Восточной Башкирии. Появление в Заволжских степях южноприуральских сарматов продолжается и в III в. до н.э. (Подшибаловка, Мошков). Однако полагаемое отсутствие здесь памятников III-II вв. до н.э. может свидетельствовать о кратковременном пребывании новой волны и ее отходе обратно на Урал или далее на запад. В нач. III в. до н.э. южноприуральские пришельцы докатываются до Аксая, хотя здесь продолжает ощущаться сильное савроматское влияние. Возможно, происходила быстрая миграция зажиточного приуральского населения в поисках новых связей с оседлыми центрами. В целом, просматривается два основных маршрута миграции. Первый шел по течению Урала, от Орска до Уральска, далее вниз по течению до параллели Камыш-Самарских озер и озера Эльтон, р.Торгуй, потом к Волге, и междуречью Волга-Дон, на Аксай и Дон. Второй пролегал от среднего течения Илека через степи левобережья Урала к верховьям Узеней и далее к Волге. В III в. до н.э. наблюдается миграция населения Илека в зону лесостепи к Белой, чем определяется последующее появление групп типа Старые Киишки и Бишунгарово.

Начавшаяся в кон. IV в. до н.э. массовая миграция приуральских сарматов на запад привела, прежде всего, к завоеванию ими Нижнего Поволжья, где была меньшая плотность населения, и более мягко происходили изменения климата, хотя иногда предполагается некоторый разрыв между распространением «савроматских» и сарматских памятников. В создающемся здесь новом комплексе материальной культуры (локальный вариант прохоровской) превалирующую роль играют традиции доминирующих пришельцев при сохранении некоторых культурных черт прежнего населения. Преобладание мужских погребений и большой процент найденного в нем вооружения от Заволжья к западу подтверждает агрессивный характер миграции. В Южном Приуралье в IV-III вв. до н.э. происходит трансформация культуры, достигающая своего окончательного развития к кон. III в. до н.э. Ощущается влияние контактов с Приаральем. В III в. до н.э. новая сложившаяся прохоровская культура широко распространяется, и в результате происходит заметное сближение культур от Урала до Дона. Вероятнее всего, именно из Заволжья происходит дальнейшее наступление сарматов в междуречье Волга-Дон.

Несомненно, раннесарматские памятники IV-III вв. до н.э. Заволжья, куда проникает традиция курганов-кладбищ, связаны с синхронными Южного Приуралья. Полагают, что демографическая и экологическая напряженность во втором регионе привели к активизации борьбы за пастбища, следствием чего стала сегментация родовых коллективов, когда выведенные за рамки близкого родства вынуждены были уходить. Выражением наступившего в обществе кризиса считают круглогодичное использование старшими родами дромосных погребений, вокруг которых весной по кругу хоронились отделившиеся родственники. В такой обстановке происходит стандартизация комплекса вооружения, свидетельствующая о появлении тяжеловооруженных конных подразделений для борьбы за контролем над пастбищами. Неудачники и уходят в Заволжье, что ведет к усилению там местных группировок.

М.Г.Мошкова отнесла к раннему периоду распространения прохоровской культуры 32 погребения. Однако признается, что их было меньше. Дело осложняется, как уже отмечалось, трудностью выделения сарматских памятников III в. до н.э., что ведет к расплывчатым датировкам IV-III, IV- II, III-II, III-I вв. до н.э. В III в. до н.э. происходит запустение Скифии, лишающее исследователей сопоставительного материала. В то же время для данного периода пока надежно не выделяются сарматские памятники непосредственно на их родине, отсутствуют убедительно датируемые категории вещей. Сложно выделить эталонные сарматские памятники и на Северном Кавказе. Однако в последнее время начинают предприниматься попытки решения данного вопроса, что более перспективно, чем постановка вопроса о синхронности культурных процессов в Южном Приуралье и в Северном Причерноморье.

Сегодня к сарматским памятникам III в. до н.э. в Заволжье относят Визенмиллер II, кург.4, погр.3, Усатово, кyрг.G5, погр.11, кург.Б19, погр.15 и, вероятно, 3-5, Ровное, кург.4, погр.15, Калиновка, кург.19, погр.17, Бережновка II, кург. 14, погр.21, кург.85, погр.2, Бережновка, южная группа, кург.2, погр.11, Венгеловка, кург.2, погр.10,11, Эльтон, кург. 13, погр.2, Торгунское, кург. 1, погр.1,9, Джангала (Сарайдин), кург.4, погр.2,3, Могута, кург.11, погр.2, кург.14, погр.2, Киляковка, кург.4, погр.4,5, Белокаменка, кург.1, погр.3, кург.3, погр.7, Журов курган, погр.2. В междуречье Волга-Дон отмечаются Тсрновский, кург.9, погр.7, Старица, кург.4, погр.9, кург.42, погр.2,3, Кривая Лука XVI, кург.1, погр.11,18,20, кург.6, погр.4 и др. Распространение клановых курганов- кладбищ III-I вв. до н.э., в которых фиксируются отмеченные погребения, свидетельствует об окончательном освоении сарматами новых земель. Самым северным захоронением является Усть-Погожье I, кург.2, погр.3 кон. IV-нач. III вв. до н.э. Выделенная Бережновская группа III-II вв. до н.э. идентифицируется с верхними аорсами. Соотнесение заволжских памятников с аорсами представляется вполне справедливым. Именно в Заволжье концентрируется основная масса крупных сарматских могильников, к которым тяготеют южноприуральские могильники (Калмыково, Черная II, Старые Киишки, Мечет-Сай, Бишунгарово) и могильник Заханата в Калмыкии.

В Прикубанье выделена группа II из 32 погребений, составляющая, как полагают, основную массу сарматских памятников III в. до н.э., к которым относятся и некоторые захоронения I и III групп. Наблюдается усиление проникновения сарматских обычаев в низовья Кубани. С III в. до н.э. появляются сарматские памятники в долине р.Уруп, что свидетельствует о продвижении кочевников из степей Прикубанья в предгорья Северного Кавказа для установления контроля над дорогами, ведущими к горным перевалам. С кон. IV в. до н.э. полагают массовое расселение сарматов на Ставрополье, хотя в научный оборот введено довольно малое количество памятников. К IV-III вв. до н.э. относят Жуковская группа II, кург.5, погр.1, Грушевское I, кург. 10, погр.1 и др., предметы Казинского (Ставропольского) клада. III-I вв. до н.э датируются погр.3,11 из кургана у с.Красногвардейского, погр.1,4,5 кургана на землях колхоза им. Войтика Александровского района и др. К III-II вв. до н.э. было отнесено погр.5, кург.1, а к IV-II вв. до н.э. - отмеченное погр.1, кург.2 у с.Новоселицкое. Однако анализ погребального инвентаря первого захоронения делает более вероятной датой II-I вв. до н.э., которая не исключена и для других ставропольских памятников. Соответствующей передатировке подвергается и кат.№2 на р.Юца Центрального Предкавказья. В целом, наблюдения за погребальной обрядностью сарматских памятников на Кубани и в Ставрополье говорят об их значительной специфике по сравнению с памятниками более северных и северо-восточных регионов, что должно вести к их отдельному изучению. Сарматские памятники III-I вв. до н.э. появляются в Центральном Предкавказье. Однако следует учитывать, что за последнее время археологическим исследованиям было подвергнуто большое количество сарматских памятников того времени, материалы которых до сих пор не введены в научный оборот. С III-II вв. до н.э. появляются сарматские погребения в Дагестане.

Возле ст.Преградной обнаружены антропоморфные каменные изваяния, датируемые 2 пол. IV в. до н.э. Они установлены в ряд, что несвойственно скифам, но присуще синхронным по времени раннесарматским материалам западного Устюрта и Мангышлака. Раннесарматские аналоги из комплексов Байты I-III фиксируются несколько ранее ставропольских, а их появление в Восточной Европе соотносится с продвижением сарматской волны. Устюрт рано стал местом сезонных кочевок южноприуральских номадов, о чем свидетельствует, например, меч «переходного типа» из могильника Каскажол. Ставропольские находки могут указывать на глубокое проникновение влияния ранних сарматов, возможно, язаматов, уже к сер. IV в. до н.э. на верховья р.Уруп, т.е. горной зоны Северо-Западного Кавказа. Видимо, поэтому Полиэн рассказывает о трудном пути на родину Тиргатао по скалистым дорогам и лесам. Интересно, что Псевдо-Скимн помещает язаматов за сарматами, занимающими пространства в 2000 стадий, т.е. около 310-320 км, которые на востоке не приводят нас к Волге (бывшие земли савроматов, по Геродоту). На Северо-Западном Кавказе данное расстояние вполне приемлемо для ставропольских находок. Причем, указание при таком положении на сведения Деметрия Каллатийского о меотийском происхождении племени оправдывается представлениями источника о впадении Танаиса двумя устьями в Меотиду и Киммерийский Боспор, т.е. рукавом Дона считается Кубань. Предполагается, что с сарматским вторжением можно связать гибель Грушевского городища. В то же время материалы Татарского городища свидетельствуют о сохранении традиций предшествующего скифского населения.

В настоящее время из-за нехватки информации о сарматских находках достаточно трудно аргументировано говорить о стабильном освоении сарматами районов Центрального Предкавказья в III в. до н.э., тем более их продвижении вглубь горных районов. Возможно, изменить наши представления в будущем смогут исследования могильника Гусара I в горном районе Северной Осетии, предварительно датируемого с III в. до н.э. (отчеты о раскопках были любезно предоставлены Б.В.Теховым) и, вероятно, принадлежавшего сарматизированному местному населению. Аналогичный процесс прослеживается по могильнику у с.Карца. Кстати, если сиракский союз в Прикубанье рассматривается исследователями как меото-сиракское образование, то гусаринские материалы свидетельствуют о сложении в Центральном Предкавказье иного объединения, противопоставляемого собственно сиракскому. Отличались по материальной культуре и сами сарматы Центрального Предкавказья от своих северных сородичей. III в. до н.э. датируют начало функционирования сарматских могильников на плоскости у с.Заманкул. Ко II-I вв. до н.э. относится сарматское погребение у с.Куртат. Возможно, к III-I вв. до н.э. относятся находки из кургана LVI у с.Кулары. Несколько десятков сарматских комплексов Северо-Восточного Кавказа также датируют III-I вв. до н.э.

Предполагается, что в письменной традиции первое упоминание о сарматах появляется в IV в. до н.э. За него принимается сообщение Антигона Каристского, жившего в III в. до н.э., который передает свидетельство Каллимаха (310-235 гг. до н.э.) о данных из несохранившегося труда Гераклида Понтийского (391- 310 гг. до н.э.). В нем говорится об озере с сильным запахом в Сарматии. Д.А.Мачинский считает его доказательством существования уже в кон. IV в. до н.э. Сарматии, чья локализация определяема за счет Сиваша. Однако данное мнение находит себе вполне логичные возражения, хотя и не снимающие до конца вероятность первого толкования. Исигон Никейский и Сотион свидетельствуют, что Гераклид говорил о землях савроматов. Вероятно, в первом сообщении происходит замена имени савроматов на имя сарматов под влиянием произошедших в III в. до н.э. событий. Мы должны помнить, что «скифы- кочевники» Геродота, жившие в Европе, заменяются на «савроматов» у Исигона Никейского, о чем свидетельствовал Плиний.

Следует согласиться, что сведения древних источников о сирматах и савроматах также не могут служить доказательством такого положения. О некоем животном таранде (лось), обитавшем в Скифии или Сарматии, упоминает Теофраст, живший в 372-287 гг. до н.э., что вполне может свидетельствовать о появлении рядом с древней Скифией страны сарматов не позднее нач. III в. до н.э. Теофраст (его сообщение дошло до нас через византийского ученого Фотия) был учеником знаменитого Аристотеля (384-322 гг. до н.э.), у которого, как полагают многие исследователи, впервые и упоминается таранд, обитавший в землях скифских гелонов. Однако данное сообщение принадлежит одному из авторов перипатетической школы и составлено около III в. до н.э. Самое же первое сообщение об обитании лосей в земле будинов приписывают Геродоту, что не представляется достаточно обоснованным, поскольку речь идет об обитавших в большом озере бобрах, выдрах и «других зверях с четырехугольной мордой». Не исключено, что мы действительно имеем дело с охотничьими байками. Зачастую исследователи связывают земли будинов, где поселились и гелоны, с Лесостепной Скифией, а их центр идентифицируется с Вельским городищем. Несмотря на отмечаемые артефакты военной акции восточных пришельцев в регионе, они не могут свидетельствовать о возникновении здесь Сарматии. Речь, видимо, идет о будинах, проживавших выше находившихся за Танаисом савроматов. Гелоны же переселились на земли будинов, т.е. к северу от савроматов. Самое же первое сообщение о гелонах застает их на Кавказе. Если исходить из традиционного определения восточной границы Скифии, то Сарматия должна была достигнуть западного рубежа владений предшественников савроматов, т.е. Танаиса-Дона. Нет никаких оснований рассматривать употребление Теофрастом именно в кон. IV в. до н.э. имени «сарматы» в качестве варианта имени «скифы».

О сарматах, живущих к востоку от Танаиса, сообщает Псевдо-Скимн со ссылкой на свидетельства Деметрия Каллатийского, жившего в III-II в. до н.э. Обращалось внимание на сочинение Аполлония Родосского «Аргонавтика», в котором автор, живший в сер.-2 пол. III в. до н.э., повествует о легендарном путешествии аргонавтов, используя современные ему географические и этнографические наблюдения. Он вкладывает в уста Язона обещание царю колхов Ээту в обмен на золотое руно помочь в борьбе с враждебными савроматами, в чем усматривают отражение сарматизации Северного Кавказа. М.И.Ростовцев считал источником сообщения Эфора, использовавшего перипл IV в. до н.э. Отмечалось, что «савроматы» появляются вместо «сарматов» в результате соответствия первого этнонаименования гексаметру по законам античного стихотворчества. Следует уточнить, что за враждебными Колхиде сарматами более логично видеть кочевников Северо-Западного Кавказа, например, сираков Прикубанья, поскольку именно они имели возможность прямого выхода на закавказское государство, используя пути по долине р.Белой и Белореченскому перевалу, а также по долине р. Большая Лаба, Клухорскому перевалу.

Аналогичным образом отмечается сообщение «Картлис Цховреба» Леонтия Мровели, жившего в XI в.н.э., о привлечении картлийским царем 1 пол. III в. до н.э. Фарнавазом «овсов и леков» для своей борьбы за престол. В кон. Ш-нач. II вв. до н.э. его сын Саурмаг для противоборства с заговорщиками просил помощи у своего двоюродного брата по тетке царя овсов и был поддержан войсками родственников матери дурдзуков. Причем, правитель носил иранское имя, как и последующие Фарнавазиды. Было справедливо подмечено, что в тексте указывается на объединение Фарнаваза с овсами (для того периода сарматы) и леками (дагестанцы) во владениях Куджи Эгриси-Колхиде, подразумевающее связь сарматов с Северо-Западным Кавказом, а точнее Прикубаньем. Мы полностью присоединяемся ко второму решению. Наблюдается продолжение традиции близости именно Колхиды с сарматами при смене враждебных отношений на дружеские (причем, Куджи и царь сарматов одинаково награждаются, получая в жены сестер картлийского царя). Леки же географически ближе Картли, которая непосредственно и могла привлекать их на свою сторону (судя по женитьбе Фарнаваза на сестре правителя дурдзуков, в событиях могли принимать участие не только леки, но и другие центральнокавказские племена). Точно так затем Саурмаг непосредственно сносится с дурдзуками. Конечно, имя Саурмага делает актуальным вопрос о роли сарматов на Центральном Кавказе, тем более предполагается и иранское название дурдзуков, которых часто считают древневайнахским населением. Однако следует помнить о гораздо позднем составлении летописи, наличии в ней многих исторических несоответствий, вероятном иранском происхождении самих Фарнавазидов и т.д. Но важно, что сам источник противопоставляет «овсов» населению к востоку от Северо-Западного Кавказа. В общем русле исторического развития сирако-колхидских отношений следует отметить и легенду о замужестве Кирки, дочери от брака колхидского царя Ээта и дочери Перса Гекаты, за сарматским царем.

В центре внимания исследователей долгое время находится декрет в честь ольвийского гражданина Протогена, в котором упоминаются племена сайев, фисаматов, савдаратов, о котором мы уже говорили. Не исключено, несмотря на высказывавшиеся возражения, что сайи и их царь Сайтафарн были сарматами. Обращает на себя внимание одинаковая конструкция имен Сайтафарна и Арифарна. Данный документ датировали различным временем, но наиболее приемлемым признавался кон. III в. до н.э. или 1-е 10-летие II в. до н.э. В последнее время были выдвинуты аргументированные доводы в пользу удревнения датировки до 3, 2 четверти или сер. III в. до н.э.. О напряженности событий, описанных в документе, свидетельствует гибель ольвийской хоры в нач. 2 трети или в сер.-нач.3 четверти III в. до н.э.

Археологические данные не позволяют говорить об обитании рядом с полисом сарматов. Отмечается лишь детское погребение у с.Никольского в Слободзейском районе Молдовы со среднелатенской фибулой с завитками-спиралями на ножке. Однако о проникновении сюда сарматов могут свидетельствовать находки удил с крестовидными псалиями. Они вместе с бронзовым котлом найдены в комплексе из Великоплоского Одесской области, указывая на прикубанское происхождение своих хозяев. На промежуточной территории они встречены в кургане у ст.Квашино на правобережье р.Крынка. Такой же котел зафиксирован в «кладе» из Бобуечи под Кишиневом. Кроме того, в Великоплоском, Бобуечи, Семеновке Одесской области, Бравичены Молдавии, Марьевке на Южном Буге представлены специфические конские налобники с петлей на одном конце и с расширенной подтреугольной пластиной или стержнем - на другой, которые могли производиться в Неаполе Скифском. Такой налобник обнаружен в сарматском погребении у хут.Клименкова и погребении в имении Зиссерманов в Прикубанье. Поэтому не исключена принадлежность указанных «кладов» сайям или сиракам Прикубанья, что, впрочем, может быть одним и тем же. Идентификация сайев с царскими сарматами и царскими языгами на основании привлечения более поздних свидетельств Страбона и Аппиана при спорности датировки сарматских погребений левобережья Днепра не позднее кон. III в. до н.э. делают проблематичным принятие решения о языгском происхождении сарматских участников событий, тем более при якобы центрально-кавказском происхождении их предков савроматов-язаматов. Нельзя исключать хотя бы частично язаматского происхождения угрожавших Ольвии кочевников, но с учетом предложенных выше наблюдений. Возможность же прикубанских сарматов осуществлять такие глубокие рейды на запад вполне реальна. С этого времени могли начать появляться у сарматов кельтские шлемы.

Полиэн в 162 г. н.э. сохранил для нас легендарный рассказ о сарматской царице Амаге, которая в результате постоянного пьянства своего мужа Медосакка вынуждена была сама управлять владениями. Граждане Херсонеса, наслышанные о славе правительницы, из-за притеснений скифов обратились к ней с просьбой о союзе. Скифский царь не подчинился ее требованиям прекратить набеги. Тогда Амага с отрядом из 120 всадников проскакала за сутки 1200 стадиев и, ворвавшись во дворец, убила скифского царя и его ближайшее окружение. Потом передала страну скифам, а царскую власть вручила сыну убитого на определенных условиях. По заключению М.И.Ростовцева, данное сообщение может восходить к Филарху, описавшему события 272-220 гг. до н.э. III в. до н.э. датирует события А.Н.Щеглов. Однако легендарность событий, видимая гипотетичность вывода при ориентации на раннюю дату появления сарматов в Северном Причерноморье делают время описываемых событий спорным.

Действительно, легендарный характер сообщения, нереальность подчинения Скифии гражданской общине города и другие критические наблюдения делают информативность источника достаточно относительной. Но они не могут полностью отрицать определенную историческую основу приводимых фактов. Амага предстает правительницей не всей Сарматии, а конкретного сарматского племени или объединения, вынужденной защищать и свои земли от набегов врагов, лично расставлять по стране гарнизоны. Ее гипертрофированная власть над скифами лишь указывает на период после падения Великой Скифии, а «возможность» передать херсонесцам скифские земли уточняет место и время - период существования Малой Скифии в Крыму. Сармато-аланское же давление начнется только в период правления позднебоспорских царей. М.Б.Щукин отмечает, что между 220 и 183 гг. до н.э. Херсонес строит новые укрепления, используя даже надгробия некрополя. Тогда горожане и могли обратиться к сарматам, ко времени которых может относиться погребение 1973 г. у Новочеркасска.

Я.Харматта помещает события между 165 и 140 гг. до н.э., отмечая вассальное подчинение кочевникам скифов и горожан, что, на наш взгляд, является позднейшей интерпретацией, а роль Амаги могла, например, устанавливаться через образ божественной Девы - покровительницы Херсонеса (не исключено, что Полиэн обращался к местному историческому источнику). Несмотря на анализ известных исторических материалов, предпринятый автором, единственным существенным указанием на более точное время легендарных событий может быть заключение международного договора 180-179 гг. до н.э., в котором участвовали Херсонес и царь европейских сарматов Гатал. Его существование, которое могло стать известным Полибию через непосредственное знакомство с текстом договора, привезенным римскими посредниками в сенат, подтверждается находкой записи договора между Херсонесом и Фарнаком I Понтийским. Поэтому, более вероятно, что легенда в историческом плане относится приблизительно ко времени предшествующему 180 г. до н.э.

Полиэн утверждает, что Амага проскакала до скифского дворца около 186-192 км (1 стадий=155-160 м). Такое расстояние до Неаполя Скифского, размещаемого в черте современного Симферополя (городище Керменчик), при отсутствии сарматских памятников того времени в Крыму должно выводить нас на земли Таврии, где сарматские памятники и появляются со II в. до н.э. Близкая им по обряду и инвентарю группа памятников размещается на Нижнем Дону. В историческом плане здесь локализуются роксоланы и в меньшей степени языги. Однако у нас нет твердой уверенности в обитании в Таврии сарматов в первые два 10-летия II в. до н.э., а сведения о роксоланах здесь появятся в нач.4 четверти II в. до н.э. Но допустимость обитания каких-то сарматов рядом с Крымом не должна исключаться. Тем более она была приемлема во времена Полиэна. Нет никакого основания определять соплеменников Амаги как языгов или помещать их к западу от Перекопского перешейка.

Исходная точка похода в Таврии могла диктоваться и сезонным кочеванием сарматских племен к западу от мест своего постоянного обитания. О соплеменниках сарматов Гатала, который представляется более реальным историческим лицом, были высказаны заслуживающие внимания наблюдения. Полибий, видимо, скопировавший текст договора с оригинала из римского сената, называл Гатала европейским правителем, ставя его в один ряд с азиатскими владыками. Причем, автор придерживается древней ионийской системы широтного деления материков, позволяющей ему путать Танаис с Кубанью. Поэтому Гатал мог править на Северном Кавказе, быть сиракским правителем Прикубанья. Однако исследователи не заметили вполне конкретного сообщения Полибия, которое полностью подтверждает их мнение. В источнике указывается, что пространства между Танаидом и Нарбоном, обращенные к северу, остаются неизвестными, т.е. Гатал не мог прямо связываться с данными землями. Предположение о вхождении во владения и земель между Доном и Днепром трудно решить на основании археологического материала, но допустима их открытость для передвижения и сезонного кочевания сарматов, которые могли тогда рассматриваться как наиболее реальная и действенная здесь сила.

Таким образом, сираки Прикубанья оказались впервые втянуты в мировую политику того времени. Военные действия Фарнака I Понтийского привели к подписанию известного международного договора, в котором участвовали Понт, Каппадокия, Вифиния, Пергам, Гераклея, сатрапия Армения, Мессембрия, Кизик, Херсонес и, возможно, Колхида и Одесс. Предполагается, что Гатал мог быть привлечен при дипломатической поддержке Рима, стремившегося создать антимакедонскую коалицию. Гатал желал тем самым закрепить союз с Херсонесом и предотвратить дальнейшее давление скифов. Другие исследователи полагают, что Гатал вступил в антиримскую коалицию, препятствуя экспансионистским планам империи в Европе. Но его непосредственное участие в военных событиях никак не обозначено в документе. Однако об этом могут свидетельствовать находки упряжи с серебряными малоазийскими фаларами из знаменитого Федуловского клада на Нижнем Дону и в Прикубанье (Успенская и Ахтанизовская находки), среднелатенских фибул у ст.Хоперской, хут.Пролетарский, Раздольная, ПКОС-79, Арбузовский, Привольное, Быково-77, Новоникольское, Везены, в Нижне-Джулатском и Чегемском могильниках, «копьевидной» фибулы из Курганинска, бронзовых ведерок типа «Баргфельд» из Приазовской и Арбузовского, бронзовых браслетов с рядами шишечек из Брюховецкая-78, Новотитаровская-70, кельтский шлем из Бойко-Понура. В Прикубанье появляются стеклянные малоазийские канфары ранней группы и другие специфические предметы (особенно в погр.№384). Все эти образцы могли появиться только путем прямых контактов сарматов, военных союзников Фарнака, с малоазийским регионом, а их присутствие в грунтовых погребениях с оружием и конями рассматривается как свидетельство глубокой интеграции меотов в сиракский союз и их участии в военных походах. Следует ли в данном случае рассматривать центральнокавказские находки с точки зрения вхождения их хозяев в единый сарматский союз или появления их здесь в результате бурных событий того времени пока не ясно. Тем более сейчас нельзя четко отделить указанные находки от последующего участия сарматов в союзах Митридата Евпатора и Фарнака И. Находки большинства импортных изделий на территориях обитания сираков и аорсов позволили предположить, что участвовавший в войне 183 г. до н.э. Гатал был предводителем одного из этих племен или возглавлял сводный отряд. Отсутствие же сведений о скифах и варварах Центрального Предкавказья трактуют, как их выступление на стороне противников Понта. Видимо, следует согласиться с мнением, что события с участием Гатала и Амаги хронологически близки друг другу, «сарматы Амаги» размещались рядом с дислокацией основных сил Гатала, а набег их на скифскую столицу подтверждается фиксацией разрушений и пожаров кон. 1 четверти II в. до н.э. на городище Керменчик.

Около сер. II в. до н.э. в дельфийских манумиссиях начинают упоминаться сарматы, что предлагалось рассматривать как косвенное указание на их появление в Северном Причерноморье. Но появление сарматов-рабов в Элладе не обязательно должно совпадать со временем появления номадов в регионе, который не являлся и единственным местом их проникновения. Обращает на себя внимание упоминание в манумиссиях женщин-рабынь. Они вряд ли могли появиться через пленение во время сарматских рейдов через Дон. Более вероятно, что рабыни поступали на рынок в результате каких-то акций, в том числе и внутресарматского характера, непосредственно в местах постоянного обитания сарматов, т.е. к востоку от Дона.

Имеющиеся в нашем распоряжении письменные источники более свидетельствуют о концентрации сарматских племен в IV-III вв. до н.э. к востоку от Дона. Археологические данные пока ограничивают ситуацию периодом до сер. II в. до н.э. и рассматриваются как свидетельства временных, хотя порой и достаточно мощных, проникновений восточных мигрантов в северо-причерноморский регион, где они начинают играть важную роль. Для последнего решения существует ряд объективных обстоятельств, хотя не исключается возможность в дальнейшем вычленения из известных ныне памятников группы III в. до н.э. Но для этого понадобится создание четкой системы и накопление значительного объема материалов, чтобы не только представить стабильность сарматского присутствия, но и переломить сложившиеся у исследователей представления.

Раскрывающаяся историческая картина сталкивается с еще одной сложной проблемой. Именно с IV в. до н.э. происходят угасание некогда могущественной степной Скифии и отток се населения на запад, что ведет к созданию гораздо менее значимых Малых Скифий в Крыму и в Добрудже. К кон. IV в. до н.э. полностью прекращается традиция возведения богатых царских курганов скифов, исчезают старые родовые кладбища. С рубежа IV-III вв. до н.э. или со 2 трети III в. до н.э. в массовом порядке начинают гибнуть или покидаются жителями эллинские и варварские стационарные поселения дельты Дона, Лесостепной Скифии, Европейского Боспора, Северо-Западного Крыма, Нижнего Поднепровья, Побужья и Поднестровья, что приводит к тяжелому экономическому кризису эллинских городов и государств. Причинами произошедших изменений называют аридизацию, в результате которой сарматы пришли на уже опустевшие земли, хозяйственный кризис, связанный с превращением пастбищной дигрессии в зональное явление, совпавший по времени с другими неблагоприятными явлениями, в том числе политического характера, опустошительные набеги с запада кельтов или галатов. Наконец, запустение территорий от Волги до Днепра в III в. до н.э. связывают с участием сарматов и, возможно, скифов в походах периода завоевания Персии Александром Македонским и смутах периода диадохов.

Первое предположение не находит своего ясного подтверждения именно с точки зрения изучения эколого-климатического состояния того времени, хронологии его изменения. Аридизация региона предполагает свое постепенное усиление и не представляется катастрофическим, тем более в лесостепном районе. Поэтому ею трудно объяснить резкие, практически единовременные изменения, прослеживающиеся археологически. Исчезновение же скифской знати в любом случае вопрос политический и социальный. Подобные природные изменения не следует окончательно сбрасывать со счетов, но должно рассматривать как один из факторов влияния на развитие исторических событий. Если верно определение длительности засухи с III в. до н.э. в 250 лет, то непонятно, почему сарматы уже с сер. II в. до н.э. переселяются на опустевшие и иссушенные земли к западу от Дона. С другой стороны, определенная засушливость того времени может оказаться одной из причин долгого непереселения туда сарматов.

Версия о глобальном воздействии на события западных варваров также не может быть полностью принята, поскольку нет никаких данных об их военных рейдах далеко на восток, где также гибнут поселения. Они могли оказывать существенное влияние на развитие событий в Нижнем Побужье и в Нижнем Поднестровье. Поднепровье вполне справедливо представляется нейтральной землей. Наблюдается определенное несоответствие событий развитию истории галатского объединения. Причем, вполне очевиден отход скифского населения именно с востока на запад, что демонстрируют и «царские» курганы, указывая на первоначальную утрату контроля над восточными землями. В то же время на западе скифское население продолжало обитать и в гораздо более позднее время, пережив многие исторические коллизии. Другое дело, что сарматы первоначально оказывали меньшее влияние в Северо-Западном Причерноморье.

Сарматы не могли «дышать в спину» скифам Атея, государство которого вплоть до поражения от Филиппа Македонского в 339 г. до н.э. на Дунае представляло грозную силу. Основные политические устремления Атея были сосредоточены в западном направлении, что при желании можно расценивать как окончательную утрату стратегических интересов на востоке. Однако ни один из источников не указывает на беспокойства скифов с восточного тыла, который должен быть надежным для свободного действия на западе. Кроме того, еще окончательно не установлено, что Атей владел не всей прежней Скифией, а только ее западными землями. Судя по речи Демосфена, произнесенной около 328 г. до н.э., незадолго до гибели Атей воевал с боспорским царем Перисадом I (347- 309 гг. до н.э.), тем самым беспрепятственно осуществляя свои планы и на востоке. После гибели великого правителя скифы продолжали сохранять высокий военный потенциал, сумев уничтожить напавшего на Ольвию наместника Александра Македонского во Фракии Зопириона в 331 г до н.э., после чего было направлено в Бактрию посольство к великому завоевателю и принято ответное. В 313 г. до н.э. скифы, заключившие союз с Каллатией, где некогда Атей чеканил свои монеты, потерпели поражение за Дунаем от правителя Фракии Лисимаха. Но еще в 292 г. до н.э. Лисимах пытался вторгнуться в Скифию, что свидетельствует о понимании им потенциальной угрозы со стороны восточного неприятеля. Именно с этих пор начинается ослабление скифов. Возникшее гетское государство Дромихета выводит поселения на земли скифов, которые, однако, не покидают свои места обитания, а Малая Скифия Нижнего Подунавья, упоминающаяся не позже рубежа III-II вв. до н.э. в истрийской псефизме, продолжает существовать, вероятно, как государственный организм, до I в. до н.э. Возможно, именно эти скифы участвовали в боспорской войне 309 г. до н.э. на стороне законного наследника Сатира, что может объяснить непреследуемое, затем бегство сына Сатира Перисада к скифскому царю Агару. Отсутствуют сведения и о последующем противостоянии Боспора со Скифией, которое должно разыграться после победы Эвмела и избиения им сторонников брата, если бы в событиях были замешаны крымские скифы. Боспорская война может фиксировать продолжение или начало противостояния скифов и сарматов на восточных рубежах. Причем, именно в кон. IV в. до н.э. усиливается восточная угроза на границах Скифии, за которой могли стоять сарматы, продолжившие победоносное наступление, что было выгодно и Боспору, установившему тесную связь с сиракской элитой. Скифы окончательно концентрируются в двух Малых Скифиях. На западе скифы ослабевают под давлением своих западных соседей. Развитие такой ситуации и фиксирует декрет в честь Протогена, когда бурную деятельность развили галаты. Он же демонстрирует еще одну причину долгого отсутствия стационарных памятников сарматов к западу от Дона. Рассмотренные данные, как и приводимые ниже, не позволяют полностью принять гипотезу о массовом исходе сарматского и скифского населения на восток для участия в событиях македонского завоевания Персии.

Наконец, наиболее распространенной среди исследователей считается решение о гибели Скифии под ударами рвущихся с востока сарматов. При этом на основании дифференцированного или в различной степени совокупного использования нарративных и археологических данных по-разному решается проблема хронологии событий. Приход сарматов относят к 40-30-м гг. V в. до н.э., а сами кочевники отождествляются с царскими скифами-сайями. Появление сарматов относят ко 2 пол. IV в. до н.э., рубежу IV-III вв. до н.э., началу, 1 четверти III в. до н.э. Сарматы, начавшие угрожать с сер. IV в. до н.э., могли нанести скифам тяжелый удар в самом нач.III в. до н.э., который с сокрушительной силой был повторен в кон. 1-нач. 2 трети III в. до н.э.. В принципе, многие ученые не отвергают факта многократных сарматских рейдов на территорию Скифии. Переход основной массы сарматской орды через Дон относят ко 2 пол., кон.III в. до н.э., рубежу III-II вв. до н.э.. Активное завоевание Скифии сарматами датируют 1 или 2 пол. II в. до н.э. Появление сарматов подтверждается данными антропологии, устанавливающей наибольшую близость восточных пришельцев с сарматами Нижнего Поволжья, особенно Саратовского Заволжья, и отсутствие генетической связи между сарматами и предшествующими им скифами. Однако не исключается и участие в сложении физического типа сарматов Таврии причерноморских скифов.

Известные материалы позволяют предполагать следующие ход и хронологию событий. В IV в. до н.э. до левобережья Дона докатывается сирмато-сиракская волна носителей начального этапа формирования раннесарматской культуры, которая включается в состав местного савроматского населения, а в Прикубанье положила начало складыванию сиракского союза. Вероятные периодические проникновения восточных мигрантов и савроматов к западу от Дона не носили тотального враждебного характера. Сооружение оборонительных укреплений на Елизаветовском поселении в сер. IV в. до н.э. и их гибель не позднее 3 четверти того же века не обязательно свидетельствуют о сарматском или боспорском ударах, поражении Сатира Боспор вряд ли решился бы на уничтожение важного торгового центра, где стояли его собственные лавки, и открылась новая колония. Он наоборот был кровно заинтересован в безопасности, которой, например, мог угрожать Атей, воевавший с Перисадом. Наступление скифов и могло заставить местное население при поддержке Боспора создать укрепления, а после их разрушение в ближайшие сроки восстановить. Происходившие к востоку от Дона события также могли стимулировать осуществление строительных планов в качестве даже теоретических превентивных мер. В это время в Прикубанье происходило становление сиракского союза, которое вело к временной военно-политической дестабилизации на Северном Кавказе, связанной с упрочением сиракского господства в регионе, но не выходящим за его рамки. Видимо, не столь многочисленным кочевникам здесь забот и пространства хватало. Но, конечно, нельзя исключать эпизодических акций в сторону как Скифии, так и Колхиды. Погр.4, кург.5 Камышевахского могильника, имеющее аналогии в материалах Койсугского могильника IV-III вв. до н.э., свидетельствует о раннем проникновении сарматов к западу от Дона. Необходимо иметь в виду, что называя восточную волну мигрантов «сирмато-сиракской», мы предполагаем вхождение в нее и иных этнически близеких ираноязычных участников, чьи имена остались, не зафиксированы источниками. К кон. 4 четверти IV в. до н.э. намечается союзническое сближение сираков с Боспором в результате совместных действий. Тогда же сираки впервые сталкиваются со скифами в открытом бою на р.Фат, который демонстрирует все еще значительную мощь противника. Сами события происходят на их территории. Нет должных оснований расценивать их как прямое противостояние скифов и сираков. Возможно, сираки, прежде всего их аристократия, нацелились на возможность занять важные позиции в причерноморской зоне и в соседнем государстве. Поддержка незаконного претендента на власть указывает на новизну этой идеи, возникшей у нетрадиционного участника региональной политики. Участие же скифов лишь конкретно определило для них основного соперника. Скифы возвратились к политике добрососедских отношений с официальным Боспором. Однако стоит полагать, что они уже действовали в рамках охватившего их общество всеобъемлющего кризиса, развитие которого и его причины остаются для нас все еще плохо объяснимы.

Стремление сираков полностью себя оправдало. Их возросший авторитет и усиление позиций аристократии в условиях высокоразвитых политико-экономических связей с окружающим миром толкает на дальнейшее упрочение власти в прикубанском регионе впоследствии даже за счет ранее подчинявшихся Боспору переферийных племен. Боспор хоть и планировал ответные шаги, но конкретных мер так и не предпринял. Кроме того, с рубежа IV-III вв. до н.э. усиливается приток новых восточных мигрантов в лице сарматов-прохоровцев, что ведет к определенному изменению демографической ситуации, усилению агрессивности и военного потенциала, дающих возможность действовать на новом направлении, расширяя географию политических и экономических устремлений.

Тогда из-за Дона и наносится удар по Лесостепной Скифии, в котором все еще чувствуется сирмато-сиракская основа. Гибнут Семилукское, Коломакское, Кнышевское городища, угасает жизнь на Вельском городище. Не позднее нач. III в. до н.э. население Елизаветовского городища в дельте Дона уходит без сопротивления, вероятно, трезво оценивая складывающуюся неблагоприятную для него ситуацию. Но и это давление еще не свидетельствует о прямом ударе по Скифии или Боспору, поскольку местное население представляется довольно автономной единицей. Скифия, чей «золотой век» безвозвратно ушел, угасает и отодвигается в своих границах глубже на запад, лишь усиливая оборонительные сооружения на городищах в Поднепровье. Явственно намечается тяготение скифского населения к районам будущих Малых Скифий. Видимо, для скифов наступил период постоянного ожидания агрессии с востока, временного замирания активных действий к востоку от Днепра. Лишь в Крыму скифы совершают набеги на дальнюю хору Херсонеса на Тарханкутском полуострове. Междуречье Дон-Днепр становится открытым для беспокойных восточных соседей.

Складывающаяся ситуация в степной зоне Северного Причерноморья привела к расцвету в основном неукрепленных поселений Крыма, Поднестровья и Нижнего Побужья, в то время как Каменское городище скифов на Днепре, предполагаемая столица рухнувшего царства Атея, в течение 1 четверти III в. до н.э. медленно угасало. В кон. 90-х гг. III в. до н.э. на месте покинутого Елизаветовского городища появляется греческий (видимо, с Европейского Боспора) эмпорий, а в 1 четверти III в. до н.э. с Азиатского Боспора выводится в устье Дона новая колония Танаис, что может свидетельствовать о продолжении мирных связей Боспора, не возводившего здесь оборонительных укреплений, с ираноязычными номадами доно-кубанского региона, служившими гарантом безопасности и индикатором положения для упомянутых городищ. Ситуация резко изменилась в кон. 1 трети III в. до н.э. Не позднее 70-60-х гг. гибнет Елизаветовское поселение. Сарматские отряды, судя по декрету в честь Протогена, беззастенчиво собирают дань с Ольвии. Херсонесский декрет о «несении Диониса» может подтвердить напряженность ситуации возле Херсонеса и ставшие вскоре обычными рейды сарматов через Дон. Но они явно не коснулись Крыма, где активность стали проявлять скифы, в том числе вытесненные с северных степей, видимо, в результате ответной реакции на сарматский удар. Около 270-265 гг. до н.э. гибнут поселения Европейского Боспора. Угасает жизнь на скифских памятниках предгорной группы (городища Булганакское, Вишенное, Змеиное, Кермен-Кыр, Керменчик и др.). Интересно, что в то же время Танаис остается нетронутым, возможно, заручившись поддержкой заинтересованных в его деятельности сираков Прикубанья. Они же могли способствовать отводу удара и от Крыма. К тому же на Нижнем Дону продолжала обитать савроматская группировка, имевшая свои традиции взаимоотношений на месте. Акцию по разгрому Елизаветовского поселения могла произвести и другая группировка. Стоит помнить, что к востоку от Дона уже концентрировались не только представители сирмато-сиракского, сохраняющего, например, на Нижнем Дону сильные савроматские традиции, но и сармато-прохоровского населения. Реальным выражением нанесенного удара стало резкое сокращение хлебного импорта из Северного Причерноморья. Около этого времени начинается проникновение сарматов на Средний Дон.

На западе гибнет Надлиманское городище на Днестре, разоряется хора Ольвии. Вообще синхронная гибель поселений Нижнего Поднепровья, Побужья и Поднестровья представляется логичным выражением грозного удара сарматских орд. Однако следует, как и в случае с Крымом, основополагающий сарматский фактор в гибели Скифии рассматривать в комплексе с иными причинами и с учетом территориально-хронологического аспекта. Сарматам удалось уничтожить своего главного соперника в северопричерноморских степях и стать реальной силой в регионе. Однако за этим не последовало интенсивного продвижения к западу от Днепра и переселения на освободившиеся к востоку от него территории, что могло быть связано с целым рядом причин, некоторые из которых уже назывались. К ним стоит добавить и спокойную демографическую ситуацию в междуречье Дон-Волга и Поволжье.

Именно эта военная акция должна была лечь в основу сообщения Диодора Сицилийского, жившего в I в. до н.э., о том, что сарматы, отождествляемые с савроматами, «опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню». Известно, что данные его «Библиотеки» о Причерноморье не выходят за рамки кон. IV-нач. III вв. до н.э., в которых самым последним является упоминание Боспорского царя Спартака (304-284 гг. до н.э.). О давности событий говорит и помещение рассказа в архаико-мифологическую II книгу, что не отрицает историчности свидетельства. Обращает на себя внимание сообщение древнего автора именно об опустошении Скифии, а не о ее захвате.

Примерно, с сер. III в. до н.э. положение стабилизируется. Происходит возвращение греческого населения на земледельческие сельские поселения, в том числе хоры Херсонеса. Сложнее дела обстояли в Северо-Западном Причерноморье, что, кстати, подчеркивает региональную и этническую специфику в происходивших событиях. В Добрудже и Западном Крыму происходит оседание и консолидация скифского населения, которое приведет к созданию государств Малых Скифий на рубеже III-II вв. до н.э. В Северо-Западном Крыму скифы усиливаются, происходят возрождение позднескифских поселений предгорной зоны, захваты земледельческой территории. Междуречье Волга-Дон обживается и надежно закрепляется за сарматами, чье население постоянно пополняется за счет прихода с востока соплеменников, носителей прохоровской культуры.

Со 2 пол. Ill в. до н.э. усиливается межэтническое сближение сираков и меотов, проживавших на единой территории, при военно-политическом господстве сираков и сокращении связей с Боспором. Складывание нового объединения со временем ускоряет развитие социально-экономических изменений в обществе номадов в новых условиях. Сираки становятся менее агрессивны, переходят к установлению, например, дружеских связей с Закавказьем.

Видимо, именно в III в. до н.э. фиксируется этноним «сарматы», значение и происхождение которого остается неясным. К.Ф.Смирнов отмечает, что город под названием Сарматина, упоминаемый Аммином Марцеллином, Страбон помещает в Гиркании, а Птолемей - в Арсйе. Исследователь видит трудности в определении его связи с сарматским этносом, который мог проникать в Среднюю Азию. Но выводить его оттуда с опорой на поздние источники сложно. Заметим, что автор объединяет данный вопрос с проблемой происхождения этникона «сирматы», что, на наш взгляд, не совсем верно. В то же время изначальная связь этникона «сирматы» со Средней Азией вполне допустима. Здесь фиксируются и топонимы «сармат», «самат». Конечно, письменные источники могли отражать более позднее расселение племен, что в первую очередь напоминает о гипотезе, об участии сарматов в завоевании Средней Азии во II в. до н.э. Однако последняя на сегодняшний день не имеет достаточных оснований. Сведения же Страбона и Птолемея вполне могут восходить к IV-III вв. до н.э.

Осторожно следует предположить, что появление этнонима «сармат» имело близкую по времени и характеру историю этнонимам «сирмат» и «сирак», а в западноевропейских источниках оно совпадает с приходом с востока носителей сложившейся прохоровской культуры. Среди них могло быть, например, само племя сарматов. Но вскоре в античной и римской литературе складывается собственная традиция использования этнонима «сарматы», который прилагается к различным ираноязычным племенам и племенным объединениям, часто превращается в собирательный, становится синонимом этнониму «савроматы» и т.д. Вполне справедливо замечание, что в меньшей степени он воспринимался теми, на кого распространялся. Поводом к тому могли служить сложные этнические процессы, протекавшие к востоку от Дона и плохо воспринимаемые или вообще не воспринимаемые в европейских центрах цивилизации. Этноним «сарматы» на протяжении столетий будет фигурировать в различных по характеру нарративных источниках, что не должно подвигать исследователей к его некритичному восприятию.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна
Автор: Humarty   

Популярное

Поиск

Опрос

Через поисковую систему
По ссылке
По совету знакомых
Через каталог
Другое



Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Архив
Сентябрь 2015 (3)
Август 2015 (2)
Июль 2015 (7)
Июнь 2015 (10)
Май 2015 (9)
Апрель 2015 (4)

Реклама