Прослеживаемые по данным археологии миграции южноприуральских кочевников на запад подтверждаются сведениями письменных источников. Самые ранние данные о сирматах, располагавшихся возле Танаиса, фиксируются в произведениях Псевдо-Скилака и Эвдокса Книдского. Впоследствии сирматов здесь отмечает Элий Геродиан. Современные данные позволяют связывать появление сирматов с распространением с востока на запад дромосных погребений, рядом с которыми отмечаются погребения в подквадратных ямах с диагональным помещением умершего и подбойно-катакомбные захоронения. Именно в данных памятниках наблюдается сочетание савроматских и южноприуральских черт. Плиний включает их в перечисление племен, находившихся за Оксом (Аму-Дарья), что могло бы указывать на изначальную связь данного этнонима с сакской средой, представители которой приняли непосредственное участие в формировании раннесарматской культуры.

Миграции кочевники из Южного Приуралья на запад вплоть до Дона отмечаются еще в VI-V вв. до н.э. В IV в. до н.э. наблюдается распространение на запад дромосных и раннедиагональных погребений. Связываемые с этой миграцией погребальные памятники оказываются близки и некоторым памятникам Прикубанья. Продвижение уральских номадов к Дону, вероятно, первоначально носило мирный характер и производилось не столь многочисленными группами, что не привело к резкой смене этнической ситуации, но способствовало их определенному смешению с местными савроматами, обладавшими еще значительным военным потенциалом. Усиливавшиеся аридизация с резким усилением континентальности климата, давление зауральских кочевников и демографический взрыв привели к милитаризации и началу массовой миграции южноприуральских кочевников с сер. IV или рубежа IV-III вв. до н. э. Некоторые исследователи относят начало миграции уже к 1-й иол. IV в, до н.э. Не исключается определенное воздействие га миграции уральских кочевников разразившиеся в кон. IV-III вв. до н.э. кризисы в греческих государствах Северного Причерноморья, что отрицательно сказалось на функционировании «торгового пути Геродота». К кон. IV в. до н.э. происходит и угасание некогда могущественной Скифии, игравшей важную роль на этом пути.

Центром формирования сарматской (прохоровской) культуры считается Южный Урал. В целом, сложение здесь культур ранних кочевников, видимо, не было связано с развитием местных культур эпохи бронзы, а явилось результатом миграции с востока гетерогенных объединений номадов из Восточного Туркестана и Монголии в результате климатических и экологических изменений, начавшихся на рубеже II-I тыс. до н.э. Первая волна кон. IX-нач. VIII вв. до н. э. была, главным образом, направлена в горные районы Алтая. Эти события синхронизируются с концом государства Чжоу в 770 г. до н. э. под давлением кочевников Центральной Азии. Как мы помним, именно концепция центральноазиатского импульса лежит в основе и разработок многих исследователей о появление номадов, протоскифов на западе. Продвижение второй волны датируется 2-й пол. VIII в. до н.э. или рубежом VIII-V1I вв. до н.э. Одна группа номадов мигрировала в Приуралье, другая - в Центральный и Северный Казахстан и далее в степи Южного Зауралья. Отдельные небольшие группы кочевников пришли в горные районы Алтая. В Южном Приуралье сложно выделить комплексы Х-VII вв. до н.э. Их очень мало, а материал мало информативен. В то же время в комплексах VII-VI вв. до н.э. отмечаются некоторые черты погребального обряда, восходящие к эпохе бронзы, которые будут присутствовать у южноприуральских кочевников во 2-й пол. VI-V вв. до н.э. В VII-VI вв. до н.э. урало-казахстанские степи входят в тасмолинскую историко-этнографическую общность. Одни кочевники, проводившие зимы на Устюрте, Мангышлаке и в низовьях Аму-Дарьи, летом уходили в районы Южного Приуралья и Приуральской Башкирии. Другие, зимовавшие в районах между Сыр-Дарьей и Балхашем, летом отправлялись в Южное Зауралье. Таким образом, уральские кочевники сохраняли тесные связи с кочевым и полукочевым населением Казахстана, Средней Азии и Алтая.

Освоение сарматами Северного Кавказа имело много общих черт с предшествовавшим аналогичным процессом периода появления в регионе скифов. Видимо, мы имеем дело с закономерными явлениями, сопровождавшими сам ход обретения кочевниками новых земель для своего постоянного проживания. Если пустующие земли просто мирно включались в места кочевок, то проникновение в земледельческие области могло носить характер военного завоевания, имеющего целью распространение на захваченных территориях своего военно-политического господства. В результате многие земледельческие центры подвергались разорению, часть местного населения уничтожалась или вынуждена была покидать места своего прежнего проживания. Оставшиеся представители аборигенов попадали в данническую зависимость. Однако следует учитывать, что выплачиваемая кочевникам дань носила достаточно ограниченный характер, определяясь, долей необходимого для удовлетворения ежедневных потребностей. Лишь в случае отказа от выплаты такой дани кочевники могли прибегать к насилию. Военный потенциал и агрессивность кочевников подпитывались постоянными миграциями с востока новых группировок. В результате сарматские набеги распространялись на Закавказье и в Северное Причерноморье.