Выделение киммерийской археологической культуры на Северном Кавказе, как отличной от собственно скифской, сталкивается со многими трудностями. Попытки определения присутствия киммерийцев на Северном Кавказе основываются, в первую очередь, на фиксации инноваций в памятниках автохтонного населения за счет различного рода контактов и прямой инфильтрации в их среду кочевников. По мнению некоторых исследователей, с киммерийцами следует связать черногоровские или новочеркасские памятники, появление оленных камней, широкое распространение всадничества, культа коня, отдельных компонентов материальной культуры, переднеазиагский импорт, появление кладов с деталями упряжи колесниц и погребений колесничих.

Погребения черногоровского типа не встречаются восточнее излучины Терека. На Северном Кавказе известно лишь около десятка таких погребений. В Закавказье известно только два примера находки новочеркасской предметики. Черногоровские же материалы полностью отсутствуют. За интенсификацией связей между Колхидой (мегрельский и, особенно, бзыбский варианты) и западным вариантом кобанской культуры в кон. VIII-нач. VII вв. до н.э. некоторые исследователи предположительно усматривают последствия киммерийских походов. Картографирование ряда находок (в первую очередь, «пекторалей») рассматривается как указание на основные маршруты через перевалы Клухорский, Донгуз-Орунбаши, Гебийӕфцӕг, Гуырдзиӕфцӕг. Использование этих маршрутов осуществлялось и в последующие времена. Другие исследователи категорически отрицают факт присутствия киммерийцев в Центральном Предкавказье, как и в других районах, в которых представлены находки черногоровского и новочеркасского типов.

Если данную проблему рассматривать с позиции признания этнокультурной близости киммерийцев со скифами, то на первый план выдвигаются данные по скифской археологии в интересующем нас регионе. О начале проникновения скифов на Северный Кавказ в VII в. до н.э. свидетельствуют как местные, в которых появляются черты скифской культуры, так и собственно скифские памятники. Вместе с тем, следует отметить, что некоторые исследователи настаивают на омоложении скифских памятников до VI в. до н.э., относя закрепление скифов на Северном Кавказе к периоду после окончания их переднеазиатских походов.

Судя по всему, обретение скифами предкавказских территорий нередко оборачивалось вооруженным противостоянием с местным населением. Наиболее древние наконечники скифских стрел встречены на территории разрушенного в начале VII в. до н. э. поселения у с. Сержень-Юрт, в дюнах Бажигана, возле г. Грозный, в Дербенте и т.д. Со скифской опасностью связывают возведение оборонительных стен вокруг Дербента. К последствиям скифских походов в Прикаспии относят гибель городища Шах-Сегир (IX-VII вв. до н.э.) и поселений кобяковской культуры на Нижнем Дону. Некоторые исследователи связывают разрушения части поселений еще с киммерийскими вторжениями. Аналогичная ситуация прослеживается и по памятникам Закавказья. На Апшеронском полуострове тогда прекращает свое существование ряд поселений. В Кахетии скифские стрелы ранних типов обнаружены в верхних слоях разрушенных памятников (поселение Мочрили-Гора, святилище Мелаани). В двух погребениях, в местностях Шалто и Хашури они найдены в могилах воткнутыми в костяки погребенных. В Северо-Восточной Армении такие стрелы обнаружены в крепостях Тмбадир и Норашен. О разрушениях в результате киммерийских, а затем скифских вторжений могут свидетельствовать некоторые археологические данные из Юго-Западной Грузии.

Отмечается внезапное прекращение существования ранее процветавших поселений Центрального Предкавказья. Густо населенное в X-VIII вв. до н.э. Змейское поселение было оставлено своими обитателями. Тогда же внезапно опустело Бамутское поселение. Близкая картина наблюдается на Алхан-Калинском и Замни-Юртовском поселениях. 1-й пол. VII в. до н.э. ограничивается существование Баксанского и Алхастинского поселений. X-VII вв. до н.э. датируется Сержень-Юртовское поселение-убежище. На его территории представлены следы пожаров и разрушений, сопровождавшиеся спешными захоронениями погибших жителей, зарытием кладов ценных вещей, находками в напольной части убежища скифских стрел архаического типа. Впоследствии жизнь здесь уже не достигала прежнего уровня. Сходная судьба постигла Аллероевское 2-е поселение. Наблюдается зарытие кладов местным населением (Бештау, Алтуд, Ессентуки, Железноводск, Жемтала, Былым, Майртуп, Инарки). Следует учитывать, что традиция основания местных поселений, таких как Сержень-Юрт и Змейская, с учетом труднодоступности рельефа местности возникла задолго до появления скифов. Видимо, достаточно интенсивно использовался могильник Сержень-Юрта в VI-V вв. до н.э. Не исключено, что запустение Эльхотовского могильника в сер. VII в, до н.э., также связано со скифским проникновением.

Видимо, в 1-й пол. VII в. до н.э. был оставлен Зандакский могильник. Уменьшается количество захоронений в Кобанском могильнике. Близкая картина наблюдается в многочисленной группе могильников Пятигорья и Кабарды. Не позднее начала VII в. до н.э. прекращают использоваться Клин-Ярский №1, «Лермонтовский», «Агачевский», Березовское №№5 и 6 и другие могильники. Во 2-й пол. VII в. до н.э. перестают функционировать Березовский №4, у мебельной фабрики г. Кисловодск, ранняя группа погребений Султан-Горского, Заюкаевского некрополей. Лишь единичные захоронения сохраняются в VI в. до н. э. на Березовских №№ 1 и 3, Экчивашском, Каменомостском древнем могильниках. Сокращение местного населения прослеживается по материалам Моздокского, Алпатовского и других некрополей. Часть местного населения покинула свои места обитания. Их уход ощущается даже по материалам с южных склонов Кавказского хребта. Возможно, часть оставшихся автохтонов попала в данническую зависимость от скифов. Если раньше лишь некоторые местные поселения использовали для защиты особенности рельефа местности, то в VI-IV вв. до н. э. к такому способу защиты прибегают многие поселенцы на плоскости и в лесистых горах. Обносятся рвом отдельные участки Ханкальского 2-го и 3-го городищ.

Столкновения скифов с автохтонами, хоть и перестали быть столь тотальными, происходили и тогда. Например, находки наконечников стрел в погребениях №№ 14, 16 Северного могильника (Кобан) рассматриваются как свидетельства гибели погребенных в столкновениях со скифами. Наконечники стрел степных типов VI-IV вв. до н.э. обнаружены в скелетах погребенных на Кисловодском, Березовском №1, «Энергетике», Эчкивашском могильниках, в «Вихровском» погребении и других. Скифский наконечник, воткнутый в правую височную кость черепа погребенного, обнаружен в кобанском захоронении VI в. до н.э. у с. Пелагиада возле г. Ставрополь вместе с четырьмя отдельными черепами. В погребении были обнаружены останки 10 человек, брошенных в яму и забитых камнями.

На Северном Кавказе располагаются и наиболее архаичные памятники собственно скифов. В Прикубанье особо выделяются Келермесские курганы, служившие усыпальницами скифской знати. Наличие рядом синхронных грунтовых захоронений, совершенных в закубанских традициях, позволило заключить, что в данной части меотского этнокультурного региона существовало военное объединение под главенством скифской знати. В бассейне реки Кубани вместе с Келермесскими выделяется более 20 раннескифских погребений. Аналогичные по погребальному обряду подкурганные воинские могилы на Ставрополье также считаются принадлежащими скифам, занявшим в VII в. до н.э. господствующее положение на Северном Кавказе. Погребение скифянки из кур. №7 могильника Новозаведенное-II демонстрирует непосредственное участие представительниц не только среднего сословия, но и знати в военных действиях. К настоящему времени на Северном Кавказе известно около 70 скифских захоронений VII-VI вв. до н.э., включая богатейшие погребения знати, в том числе из участников переднеазиатских походов, а также около 40 памятников, в которых отмечается скифское влияние.

Северный Кавказ становится своеобразным плацдармом для скифских походов в Переднюю Азию, превращается в места постоянного обитания достаточно многочисленных скифских племен. Наибольшая концентрация скифских памятников и памятников аборигенов, в которых отмечаются черты скифского воздействия, отмечается в районах Прикубанья, Кавминвод, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Чечни и Ингушетии. Особо выделяется демонстрируемое могильником Новозаведенное-II сочетание скифского комплекса с подосновой новочеркасского и даже белозерского характера. Судя по всему, количество выявляемых скифских памятников на Северном Кавказе будет увеличиваться.

Нередко исследователи полагают, что вместе со скифами в переднеазиатских походах участвовали представители кобанского населения. Такое допущение приемлемо только в качестве логического предположения. Письменные источники не дают повода к такой интерпретации. Отмечаемые отдельными авторами археологические находки могут свидетельствовать о различного рода связях между регионами, особенно интенсифицировавшихся в результате передвижений скифов.

Скифские памятники представляли собой подкурганные и грунтовые погребения. Под курганами возводились каменные склепы, иногда имевшие дромос, деревянные гробницы и земельно-деревянные сооружения. Наиболее многочисленные захоронения совершались в простых грунтовых ямах с деревянным перекрытием или надмогильными каменными выкладками, в каменных склепах, опущенных в грунтовую яму, в склепах, сочетавших деревянные и каменные конструкции в стенах и перекрытиях, в столбовых деревянных гробницах, в деревянных срубах. Над грунтовыми погребениями (яма, катакомба) могли возводиться деревянные сооружения и глинобитные постройки. Менее знатные представители скифского общества погребались во впускных в курганы простых ямах или подбоях. Видимо, военизированный образ жизни скифов стал причиной появления кенотафов. Значительную роль в погребальном обряде скифов играл огонь. Отмечаются следы погребальных тризн. Большая часть погребений принадлежала мужчинам. Женские погребения немногочисленны, но всегда сопровождаются предметами вооружения. Многие скифские памятники сопровождаются захоронениями коней, число которых могло доходить до нескольких десятков и даже сотен. Со скифским импульсом связывают появление грунтовых погребений, обложенных поверху камнем или на уровне погребения засыпанных землей, камнями или несколькими рядами камней. Полагается возможная связь появления каменных гробниц в памятниках скифского периода Предкавказья под переднеазиатским влиянием в результате скифских походов.

В скифских захоронениях часто встречаются бронзовые наконечники стрел различных типов. Были обнаружены костяные зооморфные наконечники луков и отдельные детали и украшения колчанов и горитов. Судя по находкам, скифские воины часто использовали копья. Значительно реже наконечников копий и стрел встречаются находки мечей и кинжалов различных типов, боевых топоров. Судя по находкам шлемов кубанского типа, бронзовых и железных панцирных пластин, поясов, скифская аристократия составляла тяжеловооруженную часть скифского войска. Часто в погребениях встречаются разнообразные предметы конского снаряжения (удила, псалии и т.п.), изготовлявшиеся из кости, бронзы и железа и нередко украшавшиеся зооморфными и иными мотивами. В скифских погребениях обнаружены каменные жертвенники и плитки, украшения, посуда, предметы культа. Фиксируются случаи помещения с покойником напутственной пищи. Кроме захоронений становятся известны и культовые памятники скифов. Например, кур. № 1 у хут. Красное Знамя представлял собой храм огня. Несколько святилищ было обнаружено возле Ульского аула. Они представляли собой открытые площадки на насыпях более древних курганов или естественных возвышенностей, на которых было обнаружено большое количество разнообразных вещей. Полагают, что среди них присутствует и святилище, посвященное скифскому божеству Аресу.

О пребывании скифов на Северном Кавказе свидетельствуют находки скифских антропоморфных изваяний. Они фиксируют факт более-менее длительного присутствия скифов, места ставок, служивших центрами общественно-политической и религиозной жизни скифских объединений. Само распространение скифских изваяний связывается с освоением скифами новых территорий в период миграций. В то же время они ни разу не были найдены с погребениями самого высшего ранга, в том числе «царскими». Если погребения «царей» совершались в глубине «коренных территорий», то дружинные могильники и связанные с ними изваяния располагались на «передовых рубежах», маркируя направления военной и экономической активности своего правящего центра. Нередко они встречаются на пограничье, а иногда даже в глубине иноплеменной территории, там, где скифам удалось утвердиться, и где они сами и их могилы особенно нуждались в магической защите. Наиболее устойчивым признаком расположения изваяний и дружинных могильников потому становится тяготение к узловым пунктам водных и сухопутных путей. Видимо, в вопросах о характере взаимоотношений местного населения со скифами и их последствий следует учитывать факт вступления в контакты как непосредственно населения скифских «царских» центров, так и периферийных группировок. Вполне возможно, что если в первом случае наблюдалось строгое разграничение между скифским и местным населением, по крайней мере, на первых этапах взаимодействия, то во втором скифская среда оказывалась более предрасположенной к межэтническому взаимодействию.

Спор исследователей о существовании царства-плацдарма скифов на Северном Кавказе представляется несколько условным. Наиболее вероятно, что здесь не существовало некоего единого «царства», а сложилось несколько объединений кочевников, видимо, отличавшихся и различной степенью централизации верховной власти. Где-то в Закавказье находилась другая контролируемая скифами территория, которая могла менять свои границы. Она служила опорной базой кочевников для непосредственного проведения боевых действий, концентрации действовавших и прибывавших с Северного Кавказа боевых отрядов. Именно она и могла быть обозначена в ассирийских источниках как «царство скифов».

На Северном Кавказе скифские памятники располагаются на высоких грядах, водоразделах или плоскогорьях, напоминая свидетельство Диодора Сицилийского о приобретении скифами земель в горах вплоть до Кавказа. Скифское влияние прослеживается в верховьях Кубани. Степные скифоидные элементы проникали в горные районы Кавминвод, о чем свидетельствуют некоторые подкурганные комплексы бассейна Верхнего Подкумка. Культура местного позднекобанского населения в VII-VI вв. до н.э. подверглась активному степному влиянию, что отразилось в представительной группе памятников региона. О проникновении какой-то группы скифов в высокогорную зону вплоть до Эльбруса свидетельствует находка каменного изваяния в местечке Жылы-суу. Вполне вероятно, что скифы могли закрепить за собой ряд стратегически важных точек в зоне Главного Кавказского хребта. О такой же ситуации, в случае подтверждения достоверности, могло бы свидетельствовать обнаружение скифской стелы в Дигорском ущелье Северной Осетии. На появление скифов в горных районах Дагестана, как полагают некоторые исследователи, указывают святилище у с.Хосрех и некоторые другие находки. Такое положение свидетельствует о стремлении скифов обеспечить свой контроль над перевальными путями, дающими военно-стратегические и экономические преимущества.

Известно, что население, занимавшее степные и предгорные территории получало значительное преимущество над горским населением, диктуя условия в своих взаимоотношениях с ним. По археологическим материалам отмечается зависимость горных жителей от зимних пастбищ предгорий, определявших направление этнокультурных контактов. Сама экономика ко- банцев заставляла их идти на налаживание мирных контактов со скифами. Для кочевников же открывались хорошие перспективы использования богатых альпийских и субальпийских пастбищ в летний период. Для V в. до н.э. определяется концентрация могильников с дружинными погребениями в окрестностях ст.Ассиновская, с.Бамут и Ачхой-Мартан (Чечня), свидетельствующая о наличие здесь значительного кочевого населения, видимо, контролировавшего выход из Ассиновского ущелья. Полагают, что распространение элементов степной культуры скифо-савроматского круга среди местного населения в пределах каждой ландшафтной зоны всего Центрального Кавказа было более или менее равномерным.

Отмечаются интенсивные контакты кобанского населения Дарьяльского, Кобанского и Дигорского ущелий (Северная Осетия) со скифами. Причем, они происходили не только на плоскости, но и в предгорной и горной зонах бассейна р.Терек. В V-IV вв. до н.э. по кобанским памятникам горной Дигории прослеживается влияние культур скифо-савроматского типа. Об этом свидетельствуют погребения в Гастон Уота. Аналогию материалам из Гастон Уота усматривают в погребениях I и II Нартанских могильников, а также в савроматских погребениях. Полагают, что контакты жителей Дигорского ущелья с кочевниками происходили в Прикубанье или носителями культурного обмена были сами скифы. Возможная находка же в Дигорском ущелье скифского изваяния могла бы указать на непосредственное присутствие здесь скифов.

На территории Северной Осетии предметы скифского облика зафиксированы в погребениях кобанской культуры (могильники у с.Кобан, Галиат, Камунта, Карца, Кумбулта, Чми, Донифарс, Заманкул, Комарове, г. Моздок), на поселениях (городище «Эльхоты ком», «Парстаг» у с. Эльхотово, городище Дур-Дур III, Раздольненское, Змейское поселение). Часть предметов составляют случайные внекомплексные находки (с.Камунта, Кумбулта, Чми, Верхняя Рутха, Лезгор (урочище Хор-Гон), территория Дигорского оросительного канала у г.Чикола, ст. Николаевская, с.Лац, вершина холма напротив с. Гизель, святилище Реком, ст.Змейская, окраина с. Средний Урух). Скифская керамика была представлена в разрушенном погребении у г. Моздок.

Практически до последнего времени на территории республики не были известны собственно скифские погребальные памятники. Возможное исключение составляло разрушенное в 1934-1935 гг. погребение со скифской керамикой на правом берегу Терека, напротив г. Моздок, зафиксированное А. А. Миллером. Современные археологические раскопки позволяют скорректировать устоявшуюся картину. В Сунженском могильнике представлены основные и единственные погребения в кург. №№7 и 17 VII-VI вв. до н.э. У северо-восточной окраины с. Брут исследован кург. №4 с основным катакомбным погребением V-IV вв. до н.э. (раскопки В. Л. Ростунова). В круг данных памятников следует ввести погр. №2, кур. № 1 у с. Брут V в. до н.э. Согласно предварительной информации, возле с. Донифарс в Дигорском ущелье было обнаружено скифское изваяние. По оценке специалистов, к скифским памятникам могут относиться зафиксированные курганы у с.Красногор, Став-Дорт, Брут, Сунжа, Карца, Веселое, г.Чикола, на юго-западной окраине г.Владикавказ, грунтовые могильники на правом берегу Терека у кадетского корпуса г. Владикавказ и горы Иль.

Погребение из кург. №7 Сунженского могильника представляло собой яму подквадратной формы, ориентированную по длинной оси С-Ю. Погребенный лежал вытянуто на спине, головой на С. При погребении использовался обряд кремации. По краям ямы фиксировались остатки деревянных плах, перекрывавших все погребение. В захоронении обнаружены песчаниковая плита-алтарик со следами красной краски, миска и корчага скифского типа, наконечник ножен кинжала, украшенный зооморфными изображениями. Погребение из кург. №17 представляло собой подквадратную яму с заплечиками, ориентированную по длинной оси СЗ-ЮВ. К сожалению, оно оказалось ограбленным. В ходе раскопок удалось зафиксировать следы кремации, фрагменты двух мисок (одна из них с 4 ручками), корчаги, а также орнаментированную костяную булавку.

Погребение из кург. №4 у с. Брут дало уникальную для нашего региона конструкцию - катакомба. Входная яма катакомбы вытянута по оси ЮЮВ-ССЗ. С ее южной стороны была вырезана лестница (зафиксировано 21 ступень). К сожалению, судя по следам грабительского хода, катакомба была ограблена. Кроме того, грунтовые воды не позволили довести раскопки до конца. Во входной яме обнаружены костяк лошади, фрагменты бронзового котла, крюк для выемки мяса и железный складной треножник с крюком для подвешивания котла прекрасной сохранности. Из заполнения провала камеры катакомбы происходят две полусферические нашивные бляшки из золотой фольги с двумя отверстиями для крепления. На уровне дневной поверхности обнаружены следы погребальной тризны (следы кострища, фрагменты обгоревших костей барана, фрагменты одноручной чернолощенной корчаги).

Основное погребение в кург. № 1 у с. Брут представляло собой, судя по тлену от камыша и дерева, деревянный сруб, видимо, сооруженный на дневной поверхности и ориентированный по линии ССЗ-ЮЮВ. После совершения захоронения он был перекрыт камышем. Погребение было ограблено. Исследователям удалось зафиксировать фрагменты человеческих костей, костяные четырехгранные втульчатые и железные двулопастные втульчатые наконечники стрел, фрагменты бронзовых пластин с отверстиями на концах, видимо, от боевого защитного пояса, ворворки (от портупеи?), нож, стеклянная бусина, железные кольцо с остатками муфты и фрагмент железной трубки (детали нагайки?), фрагменты неких железных предметов, ножа, стержня и фрагменты лепных сосудов. У северо-восточного угла погребения обнаружены костяки лошади, лежавшей на правом боку с подогнутыми ногами, и, видимо, слуги, лежавшего на спине с подогнутыми влево ногами и «державшего под уздцы» эту лошадь. У ног слуги зафиксированы кости теленка. Могила слуги и лошади обозначена деревянными плахами. С лошадью обнаружены железные двусоставные удила с насадками строгости, в петли которых вдеты двудырчатые псалии с секирковидными окончаниями. Вместо утерянного одного из окончаний был положено зооморфное окончание от псалия иного типа.

Археологические материалы позволяют говорить о присутствие в Центральном Предкавказье и савроматов. Об их пребывании в соседстве с автохтонными племенами свидетельствуют курганные погребения у с.Ачикулак и Бажиган V-IV вв. до н.э., курганные погребение у с. Этоко и в окрестностях г.Ставрополь, у с.Бамут, Гойты, Мескер-Юрт, Кулары, Шалушки. Савроматские погребения отмечены возле г. Нефтекумск и у с.Коби (Чечня). Полагают, что материалы Нартановского и Нальчикского могильников, расположенных на границе стыка предгорий и равнин Кабардино-Балкарии, подтверждают наличие памятников савроматской культуры в Центральном Предкавказье. О продолжительных и тесных контактах савроматов с местным населением свидетельствуют, как полагают, материалам из Дагестана.

В последнее время комплексы савроматской культуры были открыты и на территории Северной Осетии. В их число следует включить кур. №1, погр. №7 у ст. Павлодольская (раскопки В.Л. Ростунова в 1984г.), кур. №1, погр. №2 у ст. Черноярская (раскопки А. О. Наглера в 1985 г.), кур. №11, погр. №3 Сунженского могильника конца V-1V вв. до н.э. (раскопки П. К. Козаева в 1993 г.), кур. №2, погр. №№3, 4 могильника Садовый VI-V вв. до н.э. (раскопки Э. Л. Черджиева в 1989 г.).

Погр. №3, кург. №11 Сунженского могильника представляло собой впускную прямоугольную яму, ориентированную по длиной оси СВ-ЮЗ. Яма была забутована крупным булыжником. На ее дне обнаружен вытянутый на спине костяк погребенного, ориентированный головой на Ю-З. Поперек нижней части тела покойного, с права на лево, лежал обоюдоострый меч с параллельными лезвиями, с сердцевидным перекрестием и брусковидным навершием. На клинке отмечены 6 параллельных нервюров. В погребении были также обнаружены развалы корчаги и кружки, железный втульчатый наконечник копья с листовидным пером, бронзовые трехлопастные втульчатые наконечники стрел.

Погр. №7, кург. №1 у ст. Павлодольская представляло собой впускное погребение (контуры ямы проследить не удалось). В погребении обнаружены два вытянутых на спине костяка, ориентированные головой на 3. У одного из погребенных поперек кисти правой руки и берцовой кости правой ноги лежал обоюдоострый железный акинак с параллельными лезвиями, с волютообразным навершием и сломанным под тупым углом перекрестием. Нижняя часть клинка отсутствовала (обряд «умерщвления вещей»). Рядом с локтем правой руки зафиксировано бронзовое кольцо от портупеи. Между погребенными лежали кости жертвенного барана (отсутствуют череп и копыта), железный нож, бронзовые трехлопастные втульчатые и костяные втульчатые пулевидные наконечники стрел, костяная застежка, вероятно, от колчана. В голове второго погребенного стояли одноручная биконическая кружка, одноручный кувшин с заглаженными местами облома ручки, у правой ноги - каменный оселок с отверстием для подвешивания. В ногах погребенных располагался плоскодонный горшок.

Погр. №№3 и 4 кург. №4 представляли собой впускные прямоугольные ямы, располагавшиеся практически строго друг над другом - так называемые, ярусные погребения. В нижнем погр. №4 обнаружен кремированный костяк, лежавший вытянуто на спине, ориентированный головой на З. В районе тазовых костей погребенного обнаружен железный кинжал в ножнах с антенновидным навершием и почковидным перекрестием, обломок каменного оселка. У бедренной кости правой ноги располагался песчаниковая плита-алтарик со следами красной краски. Между плитой-алтариком и бедренной костью зафиксированы бронзовые трехлопастные втульчатые и трехгранный костяной наконечники стрел. В верхнем погр. №3 также обнаружены бронзовые трехгранные втульчатые и аналогичный костяной наконечники стрел.

В целом, мы можем констатировать, что скифы и савроматы включали в места своего обитания как степную, так и непосредственно предгорную части территории современной Северной Осетии. Можно предполагать, что и горная часть нашей республики в те времена была открыта не только, например, для ее пересечения воинских конных отрядов во времена скифских походов через Закавказье, но и для, по крайней мере, сезонных перекочевок номадов.

По мнению исследователей, появление курганов Этокский, Павлодольский, Ачикулакский могло быть связано с продвижением какой-то части кочевого населения из междуречья Волга-Дон или Нижнего Поволжья, т.к. аналогичные, но хронологически более ранние памятники скифского облика известны на Нижнем Дону и в прилегающих областях Прикубанья. Погребения у ст.Садовая сопоставимы с погребением из кург. № 7 могильника Аксеновский, погр. №№2, 4 кург. №2 могильника Цаган-Усн. Отмечаемая ярусность в моздокских захоронениях известна по погребальным памятникам «предсавроматского» и «савроматского» периодов в районе p.Илек и Орь. Следует отметить наблюдения о прямых соответствиях в погребальном обряде и инвентаре моздокских погребений с нижневолжскими на фоне открывающихся достаточно устойчивых связей кочевников Нижнего Поволжья с Северным Кавказом. В то же время материалы из погребальных памятников кочевников, концентрирующихся в окрестностях ст.Ассиновская, с. Бамут, Ачхой-Мартан, свидетельствуют об устойчивых связях с Прикубаньем и степной Скифией.

В определенной степени позволяют судить об истории кочевого населения Центрального Предкавказья наблюдения за особенностям звериного стиля на различных предметах. Многие из таких предметов имеют прямые параллели в материалах из Приднепровья, Подонья, Поволжья, Южного Приуралья, Зауралья, Казахстана, Алтая. Полагают, что сосуществование в одном регионе различных стилистических школ искусства звериного стиля свидетельствует о превращении в V в. до н.э. Предкавказья в один из периферийных районов распространения скифской культуры.

Известная близость скифских и савроматских памятников приводит иногда к различной атрибуции части кочевнических памятников на Северном Кавказе. Случается, что савроматские памятники оказываются, отнесены к фонду скифских. Не исключено, что именно различные савроматские объединения сменили здесь скифскую доминанту. Данные археологии позволяют констатировать мирный характер распространения на Северном Кавказе носителей савроматской культуры. Как и скифы, савроматы также не создали на Северном Кавказе единого мощного объединения. Скифы в сер. VI в. до н.э. перенесли свой центр из Северного Кавказа в Северное Причерноморье, а к кон. IV в. до н.э., возможно, практически исчезли из северокавказского региона. Интересно, что именно к этому времени прекращает свое существование и северопричерноморская Скифия.

Что касается Закавказья, то бесспорно скифские погребальные памятники здесь пока не обнаружены. Вместе с тем, исследователи выделяют в местных памятниках отдельные погребения, несущие на себе печать скифо-закавказских этнокультурных контактов. Так, в грунтовых захоронениях Иоро-Алазанского междуречья зафиксированы вытянутые на спине костяки в сопровождении костяков коней, наборов стрел скифского типа и украшенных в зверинном стиле блях. Конструкции погребальных ям сравнимы с соответствующими конструкциями северокавказских скифских памятников. Погребения в грунтовых ямах с вытянутыми костяками в сопровождении костяков коней, наконечников стрел скифских типов, акинаков, топоров, бронзовых зеркал с длинными ручками представлены в могильниках Мингечаурский, Куланурхвский, Гуадиху и т.д. В Самтаврском могильнике отмечены погребения с вытянутым трупоположением, но без отмеченного выше сопровождающего инвентаря. На могильниках Тли, Двани, Цицамури, Ркинис-Кало исследованы погребения, совершенные по местному обряду, но в сопровождении конских костяка или черепа, наконечников стрел скифского типа, акинаков, железных топоров, предметов конской сбруи, образцов звериного стиля. В могильниках Тли, Самтавро и других выделяют и погребения по местному обряду с соответствующим сопровождающим инвентарем, но без конских погребений. По мнению исследователей, указанные памятники из Восточного Закавказья относятся к V-IV вв. до н.э. и фиксируют непосредственное позднее проникновение в данный регион скифов. Что касается памятников Западного Закавказья, то они относятся к более раннему периоду - VII-VI вв. до н.э. - и демонстрируют достаточно быстрое растворение пришлого элемента в местной этнической среде. Объяснение этому факту усматривают в отрыве скифов в Закавказье от основного массива своих сородичей на Северном Кавказе, внедрении ограниченных контингентов скифских воинов, заинтересованных в отчуждении произведенного продукта у земледельцев, в места наибольшего сосредоточения местного населения, что вело к утрате традиционного для них кочевого хозяйства и к перенятию образа жизни принимавшего их населения, неустойчивостью в то время самого скифского комплекса. В последнее время было аргументировано, предложено рассматривать, так называемые, «приусадебные» погребения из Грузии, долгое время причисляемые к погребениям колхидской и иберийской знати, к памятникам, отражающим присутствие или сильное влияние евразийских кочевников. Данные погребения по своей конструкции, погребальному обряду и составу инвентаря наиболее близки погребениям северокавказских кочевников, а в Западном Закавказье присущие им черты впервые отмечаются и указанных выше памятниках. Исчезновение же «приусадебных» погребений синхронизируется с окончанием существования скифских памятников. Таким образом, и закавказские материалы свидетельствуют о единовременном угасании всей скифской истории.