Все античные авторы помещают прародину скифов в Центральной Азии, неподалёку от «Аракса». Это неудивительно - ведь там продолжали жить «азиатские скифы», саки. В центральноазиатских степях разворачивалось и действие сказания о войне палов и напов. Целый ряд речных названий - включая собственно «Араке» (перенесённое на Волгу) перешло вместе со скифами в европейские степи. Другое название Сырдарьи - Силис - стало у скифов вторым названием Дона-Танаиса. Да и само название «Дану», «Дон» могло прилагаться к Сырдарье. Всё это немало смущало греков, которые до походов Александра Македонского включительно путали Амударью с Волгой, а Сырдарью с Доном. Тех, кто видел обе пары рек воочию, было немного, к тому же греки ничего не знали об Аральском море и плохо представляли Каспий. Когда армия Александра переправилась через Сырдарью, его полководцы решили, что находятся уже в «Европе» за «Танаисом».
Однако открытия археологов в XX в. несколько поколебали многовековую уверенность в расположении скифской прародины. Стало ясно, что скифская культура была выстроена многими «срубными» племенами. Притом трудно уяснить, откуда именно пришёл «решающий», собственно скифский элемент. И приходил ли вообще - многие придерживаются ныне мнения, что скифский союз племён появился собственно в европейских степях. С другой стороны, пышные курганные погребения в «скифских» традициях обнаружены на Алтае. Это побудило некоторых учёных в последние годы искать прародину далеко на востоке. Однако наиболее вероятной всё же остаётся версия центральноазиатской степной прародины. А непосредственных предков именно европейских скифов в эпоху расцвета срубной культуры надо скорее помещать на западных её рубежах. Они могли жить в Приуралье или даже в междуречье Урала и Волги.

Боспорское завоевание стало фактическим концом Третьего Скифского царства. Однако смерть его не была одномоментной. Влияние боспорских царей едва ли достигала Нижнего Поднепровья. Там, а также в труднодоступных горных крепостях Крыма, могли сохранить власть потомки Скилура - формально признавая верховенство наместника Неаполя. Территория, населённая скифами, после поражения почти не сократилась. Подлинный итог истории «Малой Скифии» в Северном Причерноморье подвела цепочка событий III-IV вв., захватившая весь регион и имевшая гораздо большее историческое значение. Первым в этой череде катастроф шло вторжение в Крым аланов. К началу III в. аланы, расселившись из-за Дона, стали сильнейшим среди сарматских народов, вобрав в себя или прогнав на запад сородичей. Они держали в страхе античные города побережья и римские провинции, брали дань с северных племён. Боспор на протяжении нескольких десятилетий пытался при убывающей поддержке Рима сдерживать натиск кочевников на свои границы. Но когда в начале 220-х гг. Римская империя погрузилась в очередную и самую длительную в своей истории череду гражданских войн, границы Боспора рухнули.
Начиная с 219 г. царство переходит к обороне - чем далее, тем более безуспешной. Кочевники осадили Боспор со всех сторон. Гибли древние греческие города Тамани. Между 220 и 240 гг. аланские орды вторглись в Крым. Они опустошили, помимо прочего, Неаполь, вынудив население бежать оттуда навсегда. Владычество боспорян в «Тавроскифии» рухнуло. Однако аланы не сумели закрепиться в Крыму.

Скифские предания, сообщаемые Геродотом, создают впечатление, будто скифы полностью отсутствовали в Причерноморье во время своей переднеазиатской эпопеи. Как минимум это отсутствие следует отнести к 28-летнему сроку скифского «владычества над Азией» - с 622 по 594 г. до н.э. В течение этого времени, утверждает вслед за скифским преданием древнегреческий историк, в черноморских степях оставались только жёны и рабы скифов.
Предание это выглядит совершенно фантастическим в свете археологических источников - ведь вторая половина VII в. до н.э. была как раз временем складывания скифской культуры в Причерноморье. Скифские захоронения этого времени, пусть немногочисленные, разбросаны по всей европейской степи от низовий Дуная до Поволжья. Более всего их в Волго-Донском междуречье и в степном Крыму. В это же время кочевники вполне скифского облика начинают проникать на север, в лесостепь. При этом они ненадолго покинули степи Причерноморья, которые вновь начинают заселяться из лесостепи и Крыма к концу VII в. до н.э. Складывание культуры завершается с «возвращением скифов» в начале VI в. до н.э. Однако это «возвращение» лишь увеличило уже имевшееся население степи.
Более того, о господстве скифов в Причерноморье в VII в. до н.э. свидетельствуют и античные источники. Первым из греческих авторов, как уже говорилось, упоминает скифов поэт Гесиод (или его неизвестный продолжатель) в поэме «Эои». Здесь упоминается о происхождении живущих на окраинах ведомого мира «доящих кобылиц» скифов от Скифа, сына Геракла. Аристей, о чём тоже уже говорилось, рассказывает об изгнании скифами киммерийцев из Северного Причерноморья. Другой греческий поэт, Алкей, творивший на рубеже VII-VI вв. до н.э., называет «владыкой земли Скифской» героя Троянской войны Ахиллеса.

Языги были одним из первых сарматских племен, которые переправились за Дон и положили начало исходу из степного пояса Нижнего Поволжья. В средний сарматский период они жили где-то степях Приднестровья, но их присутствие ощущалось и далее на юг, на Дунае и в Добрудже, которая тогда входила в состав Римской империи. Вероятно, в 20-30-х годах они переселились на запад, чтобы уйти от наступавших роксоланов, и оказались на севере Венгерской равнины и в Восточной Словакии. Маршрут, которым они двигались, до сих пор не установлен: некоторые исследователи полагают, что они подошли к Карпатам через Буковину и, перейдя через горы, оказались в верховьях Тисы, в то время как другие считают, что они перемещались по долине Дуная в обход Карпат. На новом месте они частично вытеснили, но преимущественно покорили кельто-дакское население. Тацит упоминает котинов и осов как местные племена, обитавшие на северо-востоке от современного Будапешта и платившие дань языгам. Археологические данные указывают, что местное население сохраняло свою самобытность, по крайней мере, до конца III века, и о его влиянии на пришельцев свидетельствует целый ряд предметов: брошей, браслетов, преимущественно латенского типа, найденных в ранних сарматских захоронениях.
Присутствие языгов на Венгерской равнине повлияло на географические представления того времени. Автор одной из первых карт мира (около 12 г.) Агриппа считает даков восточными соседями тевтонских племен, в соответствии с положением на северной границе империи в его время, когда дакийские племена жили в Северной Венгрии и Восточной Словакии к востоку от германских племен - свевов. Однако тридцатью годами позже, около 44 года, Помпоний Мела ввел термин «Сарматия» (Sarmatia) для земель, лежащих к востоку от «Германии» (Germania). Таким образом, в работе, написанной через двадцать лет после появления языгов на Венгерской равнине, автор фиксирует ситуацию, сложившуюся к тому моменту в тех областях, хотя и оставляет старое название Скифия (Scythae) для причерноморских земель, в которых сарматы сменили скифов за несколько веков до этого.

Не существует письменных источников, из которых мы могли бы узнать о том, что случилось после того, как аланы пришли на смену аорсам, но нам известно, что несколько племен аорсского происхождения отошли на запад, чтобы не оказаться под властью новых правителей. Плиний и Птолемей упоминают о присутствии народа, именуемого анты, рядом с Азовским морем, к западу от Дона. По всей видимости, это был тот же народ, что и яньцай китайских хроник. Антов, которые, скорее всего, были правящим племенем, отождествляли с аорсами. Название «анты» также появляется на пантикапейской стеле III века, из чего следует, что в это время они жили где-то рядом с Боспорским царством.
Во II веке западные аланы или еще одна группа вновь прибывших сарматских племен проникла в Крым и, вероятно, смешалась с крымскими скифами или тавро-сарматами. Хотя до настоящего времени там не было найдено ни одного чисто сарматского захоронения, но среди погребального инвентаря захоронений, расположенных рядом со столицей - Скифским Неаполем и в других местах, археологи обнаружили множество предметов сарматского происхождения. С другой стороны, до нас доходят сведения о присутствии в Крыму во II веке сарматского племени сатархов.

Религиозные верования Боспорского царства находились под сильным влиянием Ирана, главным образом вследствие тесных контактов между Боспором и Понтом во времена Митридата IV Евпатра. После завоевания Персидской империи Александром Македонским в Иране, Малой Азии и соседних странах возникло движение, стремящееся объединить различные элементы иранской и эллинской культур и религий. Это движение распространилось и на соседние сарматские племена.
Одним из интересных проявлений этих новых идей стало появление в Боспорском царстве в I веке н.э. так называемых знаков тамги. Эти религиозные символы, которые ошибочно сочли сарматскими, привлекали внимание многих археологов, и нет единого мнения относительно того, что они обозначают. Некоторые считают, что они служат магическим целям, другие видят в них клейма, обозначающие личную собственность. Источник их происхождения часто искали в Иране, но и тут не удалось прийти к единой версии.
Распространение тамг (то есть предметов с изображением этих знаков) в Восточной Европе очень ограничено, но указывает на их боспорское происхождение. Около двух третей всех известных «сарматских знаков» в Восточной Европе были найдены в пределах греческой территории (Боспорское царство, Херсонес, Ольвия), и две третьих из оставшихся - на территориях, находившихся в боспорской сфере влияния (Крым, Кубань).

Одно из характерных явлений литературы XX в., - мифологизм знаменует собою как художественный прием, так и мироощущение. Генезис этого феномена обусловлен общим кризисом духовной культуры начала века, когда происходило преобразование классической формы романа и отход от традиционного классического реализма. Если структура романа XIX в. во многом была детерминирована социально-историческим подходом, то отход от его принципов неизбежно увеличивал стихийность, неорганизованность жизненного материала, что компенсировалось средствами символики, в том числе мифологической. Мифологизм становится средством структурирования повествования. Еще одна характерная черта романа XX в. - обращение к индивидуальной психологии человека, более или менее свободной от детерминированности социальными «обстоятельствами», и интерпретации ее в символико-мифологических терминах.
Роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» (1930) - роман мифологический, стоящий в одном ряду с произведениями таких европейских писателей, как Дж. Джойс, М. Пруст, Ф. Кафка, Т. Манн, мифологизм которых восходил к эстетике модернизма (разочарование в истории, страх исторических потрясений, неверие в то, что они изменят метафизическую природу человеческого бытия и сознания).

Объективное научное исследование социальных явлений недостижимо на уровне специальных наук, ибо «люди не делают несколько отдельных одна от другой историй - историю права, историю морали, философии и т.д., а одну только историю своих собственных отношений». Комплексный подход к истории не предполагает слияния наук. Объект исследования, изученный с самых разных сторон, есть соединение лучей многих граней воедино.
Современная историческая наука уделяет все большее внимание изучению не только экономических структур и социальных отношений, но и многих других проблем. Ею апробируются нетрадиционные методы исторического исследования и ставятся такие вопросы, которые еще недавно источникам не задавались. В дореволюционной и советской историографии существует ряд работ, в которых так или иначе на повестку дня ставились вопросы о социальной структуре осетинского общества в середине XIX в. В предлагаемой вниманию читателей статье делается попытка взглянуть на традиционное осетинское общество глазами современников. Это становится возможным благодаря сохранившимся письменным источникам середины XIX в., а именно: «прошениям», «заявлениям», «объяснениям» в комитеты по разбору поземельных и сословных прав горцев. В. К. Гарданов отмечал, что материалы так называемых сословно-поземельных комиссий, функционировавших, начиная с 1840-х годов и почти до конца XIX в., представляют исключительную ценность для характеристики социальных отношений горцев.

На рубеже восьмидесятых и девяностых годов XX столетия, когда Осетия, наконец, очнулась от наваждения денационализации, началось постепенное возвращение к идеям и целям национальной культуры. Осетинская гуманитарная традиция была все еще жива благодаря безупречному примеру Васо Абаева и стойкости не смирявшихся литераторов и ученых. А на долю поколения, пришедшего в осетиноведение в эпоху перемен, пришлась непростая задача - после полувекового идеологического перерыва вернуться в изменившийся контекст мирового гуманитарного знания.
Валентина Солтановна Газданова была самой младшей в этнологической фракции «нового поколения». В 1987 г. она с отличием окончила исторический факультет Северо-Осетинского государственного университета, начала работать в Республиканском лицее искусств, в 1990 г. перешла в Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований, поступила учиться в аспирантуру московского Института этнологии и антропологии Российской академии наук и в 1995 г. защитила кандидатскую диссертацию на тему «Традиционные социальные институты в общественном сознании осетин XIX в.».
Она не вдруг нашла свой путь, свои темы в осетиноведении. Она не сразу обнаружила и само осетиноведение в сплетенной для других целей паутине учебных программ советского исторического образования. Открытую, умную и талантливую студентку приглашали специализироваться по нескольким кафедрам истории и общественных наук, ее первые ученические работы были посвящены сюжетам, весьма далеким от осетинской истории и культуры. Лишь на последнем курсе университета, выбирая тему дипломного сочинения, Валя решительно отбросила прежние увлечения - выбор в пользу традиционной культуры осетин был сделан окончательно и бесповоротно. Ей пытались помешать, уговаривали заняться чем-то другим, «более надежным и перспективным». Не сломали, не уговорили: в трудных обстоятельствах ей всегда помогали сильный характер и происхождение.

Мандала является одним из центральных символов этнической культуры осетин и присутствует на всех ее уровнях, в архитектуре, хореографии, визуальных изображениях, ритуальной пище, тем самым оказывая огромное положительное воздействие на психику, как отдельного человека, так и на психологию этноса в целом.
Важнейшим элементом в системе этнической культуры является пища. Пищу принято делить на повсед невную и ритуальную. Последняя имеет, как правило, глубокий знаковый характер.
Неотъемлемым атрибутом при обращении осетин к Создателю и высшим силам являются три пирога - символы трехмастной структуры мироздания, воплощения Солнца, богов и Земли.
В погребальной и поминальной обрядности используется два пирога, что означает нахождение тела умершего в земле, а души - с богами. Отсутствует символ среднего мира - Солнце.