Лексические встречи осетинского языка с адыгским нашли широкое освещение в работах профессора В.И.Абаева «Осетинский языки фольклор», «Историко-этимологический словарь осетинского языка». В этих трудах установлено наличие в осетинском словаре лексического слоя, восходящего к адыгскому источнику. 8 него входят термины и слова, выражающие самые различные понятия. Весь адыгский лексический материал в осетинском распадается на две неравные части: большая часть отмечается в одном дигорском диалекте, а меньшая часть - в обоих диалектах одновременно. В диахроническом срезе в этом лексическом фонде выделяются слова, относящиеся к субстрату, и слова позднего заимствования. Анализ фонетических особенностей этого лексического фонда показывает, что осетинские формы слов являются отражением адыгских фонетических обликов. Несмотря на более тесный контакт между кабардинцами и осетинами на протяжении последних веков, осетинские формы отражают часто не современное, а более раннее состояние фонетики кабардинского языка. В отдельных осетинских формах проглядывают черты адыгского языка-основы. Большинство слов этого общего фонда для обоих языков поддается этимологии с помощью адыгских языков. Одни слова разлагаются на составные части, представляющие собой самостоятельные слова и корни или грамматические формы, а в других мотивированы отдельные части. В этом фонде самой многочисленной является социальная лексика. В нее входят слова, выражающие разнообразные понятия, связанные с организацией человеческого общества, с поведением и переживаниями его членов, с бытом и нравами. Вот некоторые слова: осетинское унӕут «прислуга, горничная, служанка», кабардинское унеӕут «челядь, дворовый, горничная, прислуга», адыгейское унэӕут с теми же значениями.

Этимология данного слова на адыгейской почве совершенно прозрачна: она является композитой, состоящей из существительного унэ «дом» и причастия lут, стоящий у, буквально «стоящий у дома». Осетинское гуызавӕ «колебание, сомнение, подозрение, беспокойство», гуызавӕтӕ фӕсурын «рассеять сомнение», кабардинское гузавэ «тревога, волнение, беспокойство», адыгейское гузажъо с тем же значениями. Семантика этого слова в осетинском шире: она расширилась в результате смешения с другим адыгским словом «гурысхо» «сомнение», «подозрение», которое также бытует в осетинском языке. Гуызавӕ сложное слово и состоит оно из гуы и завӕ . Срав. каб. гуы «сердце», каб. зэвын «тесниться, сжиматься, сужаться». Звуковые соответствия между кабардинским языком и адыгским гу//гу и в//жъо, обнаруживаемые в адыгских формах, подтверждают правильность установленного состава анализируемого слова.

Дигорское феце «плохо одетый, лохмотья, бедная одежда», кабардинское фейцей «убогий, неприглядный, невзрачный, плохо одетый, бедная одежда». Слово фейцей состоит из четырех корней: фэ «кожа, вид», цы «шерсть» и повторяющееся lей «плохой». Стяжение гласных и редукция согласных на стыке корней преобразили их и дали в кабардинском фейцей, а в осетинском феце.

В этом фонде присутствуют термины ботанические (гедгын «чебрец»), кулинарные (лывзӕ «соус, жаркое, мясное рагу»), военные (дигорское т1асхӕ «разведка»), зоологические (дигорское аргьей «лосось», къапӕ «курдюк»), религиозные (дигорское уасхӕ «клятва»), названия орудий труда (дигорское хъогьанцӕ «лопаточка для очистки лемеха от земли»), танцев (кафт «танец», «пляска»), растительного покрова на теле человека (зачъе «борода, подбородок»), местностей (туацъӕ «низкое болотистое место, поросшее камышом»), детских игр (къен «шашки игральные»), домашней утвари (агуывзӕ «стакан»), природных явлений (дигорское ахъуз «ветер»), металлов (дигорское дэӕху «слово»), болезни (сбнкъ «нарыв, фурункул», цветов (цъӕх «синий, серый, голубой»), хозяйственных построек (псыунӕ «отхожее место», уборная») и другие.

Сравните кабардинское джедгын «чебрец», лыбжьэ «мясо в сметане, соус», т1асхъэ «разведка», аргьей «лосось», к1апэ «курдюк», уащхъуэ «бог, клятва», кхъуэхьэнцэ «лопаточка для очистки лемеха от земли», къафэ «танец», жьач1э «борода», т1ыуащ1э «междуречье», к1эн «мальчик», 1эгубжьз «чашка», акъужь «южный ветер, ветер из ущелья», дзэху «олово, жесть», шын «нарыв, фурункул», щ1ыху «синий», псыунэ «отхожее место, уборная». Характерно, что адыгские слова живут в чужой языковой среде полнокровной жизнью: они сохраняют свою полисемию, как, например, гуызавӕ «колебание, беспокойство», дзыллӕ «общество, население, мир, масса»; они входят в арсенал словообразовательных средств, и с их помощью создаются новые лексические единицы. Так, от кафын образовано слово кафӕ «танцор», от дзыллӕ - дзыллон «массовый», дзыллаг «поколение», от гуырысхо - гуырысхойаг «сомнительный, подозрительный», отуынаффӕ- муынаффӕ «совместное решение».

Черты поразительного сходства между осетинским и кабардинским языками обнаруживаются во внутренней форме слов. Они проявляются в единстве образной основы названий предметов, явлений окружающего мира и в одинаковом характере связи звуковой оболочки слов и с их содержанием, а также в конструктивных особенностях уже готовых названий.

Как осетин, так и кабардинцев поразило сходство слезы с водой. Поэтому и те, и другие в основу названия этого явления положили образ воды, реки. Соединив этот образ с его источником - глазом, осетины получили цӕстысыг «слеза», что буквально цӕст «глаз», сыг «ручей», а кабардинцы напс «слеза», состоящее из тех же корней: нэ «глаз» и псы «ручей». Такое единство внутренней формы характерно для определенного количества слов. Приведу еще несколько примеров. Одинаковые внутренние формы у осетинских саргьыбах «верховая лошадь», хӕффындз «сопля», хӕрд - нозт «угощение» и кабардинских уэнэш «верховая лошадь», пэшын «сопля», ешхэ-ефе «угощение».

Система значений многих осетинских и кабардинских слов, внутренняя группировка и взаимодействие их оказываются едиными: осетинское хуыз «цвет, вид, образ, внешность, масть», дон «вода, река», зонын «уметь, знать», хос «сено (сухая трава), порох, лекарство», кабардинское фэ «вид, цвет, кожа, масть», псы «вода, река», щ1эн «уметь, знать, делать», гын «порох, лекарство, яд».

Линия схождения между осетинским и кабардинским языками прослеживается и в фразеологии. Она захватывает как свободные фразеологические обороты, так и идиоматические выражения.

В этом отношении показательны фразеологические обороты, выражающие пожелания различного характера. Содержание подавляющего большинства из них едино у обоих народов. Для примера приведу параллельно несколько оборотов: осетинское дӕ хъуыӕ уилид таг раст «да будет удачным твое дело!», кабардинское уи 1уэху ф1ы ухъу! «да будет удачным твое дело!», осетинское дӕ райсом хорз! - «да будет твое утро хорошим!», кабардинское уи пщэджыжь фlы ухъу!» - «да будет твое утро хорошим!».

Тождественна и ритуальная сторона их. И у осетин, и у кабардинцев строго регламентировано употребление этих оборотов: каждый оборот произносится только в определенной обстановке и по определенному случаю. С человеком, занятым молотьбой на гумне, здороваются формулой: дзаг мус у! — «да будет твое гумно полным!» (осет.), хьэмбов апщи! - «да будет твое гумно богатым!» (каб.). Когда надо отблагодарить ребенка за оказанную услугу, используется оборот: байрӕз дӕ хицауӕн! - «да вырастит бог тебя для родителей!» (осет.), тхьэм уи адэ-анэм уакъыхуигхэхъу! - «да вырастит бог тебя для твоих родителей!» (каб.).

Одни и те же пословицы и поговорки встречаются как в осетинском фольклоре, так и в кабардинском, демонстрируя духовную близость этих народов. Вот некоторые из них: йуазыг куы бахуӕрӕ уӕд дуйрмӕ кӕсуй - «когда гость покушает, смотрит на дверь» (осет.); хьэщlэ шхэм йоплъ - «гость покушает, смотрит на дверь» (каб.); гьоги къах уӕс пӕ маруй - «коровья нога теленка не убивает» (осет.), жэм лъакъуэ шк1э иукlыркъым - «коровья нога теленка не убивает» (каб.). Связи между осетинским и адыгейским языками в области фонетики глубокие и сложные. Они проявляются не только в совпадении отдельных звуков, но и в единстве принципов, лежащих в основе фонологических систем этих языков.

В системе вокализма общим является наличие особых гласных, именуемых в осетинском слабыми (ӕ, ы), а в адыгских краткими (э, ы). О качественном единообразии этих гласных свидетельствует облик адыгских слов, проникших в осетинский язык. В них адыгские краткие гласные заменяются обычно осетинскими слабыми. Например, кабардинское гузавӕ, осетинское гуызавӕ, кабардинское жылэ, осетинское дзыллӕ, кабардинское унэlут, осетинское унӕут. Осетинские примеры взяты из статьи Н.Я.Габараева «Фразеологические обороты осетинского языка, выражающие пожелания различного характера», Значительно больше сходства в системе согласных.

Общими являются построение фонологических рядов в системе взрывных согласных. Осетинские взрывные образуют четверичные фонологические ряды. Об этом В.И.Абаев пишет: «Значительным шагом в деле уточнения наших представлений в осетинском консонантизме было выяснение того, что осетинский имеет не три ряда взрывных согласных, как думали до сих пор, а четыре: 1-й ряд звонких, 2-й ряд глухих придыхательных, 3-й ряд смычно-гортанных, 4-й ряд глухих непридыхательных».

Эту особенность осетинской фонологии отмечает и профессор В.Л.Соколова, больше того, она делает попытки установить физическую основу такого фонологического построения взрывных согласных. Она считает, что противоположение между звонкими и глухими-смычными идет по линии «придыхательность-непридыхательность». Четверичность характерна и для фонологических рядов смычных в адыгских языках. Взрывные согласные сближаются не только в принципах построения фонологических рядов, но и в своей акустической природе.

Особую близость обнаруживают звонкие и придыхательные члены этих рядов. Осетинские звонкие взрывные являются неполнозаонкими, как и адыгские. В зависимости от фонетических условий они допускают то более, то менее звонкое произношение. В придыхательных согласных близость проявляется в одинаковой степени аспирации. Об однородности природы этих согласных свидетельствует тот факт, что осетинский язык не производит субституции придыхательных в адыгских заимствованиях.

Сравните кабардинские формы унэ1ут, хьэдэтепхъуэ с осетинскими унӕут, хӕдӕтепхӕ. Об этом свидетельствует еще и тот факт, что замена глухих согласных в русских заимствованиях абруптивами в осетинском не носит строгой категоричности, а допускает известную свободу, как и адыгских. Примеры: осетинское трактор - «трактор», парти «партия», политикӕ «политика», кабардинское трактор - «трактор», парт - «партия», политика - «политика». Характерно, что и в современном осетинском, и современном адыгском языках четвертичная система взрывных разрушается. В кабардинском ее уже нет, но следы сохраняются в звуковых соответствиях с адыгейскими диалектами, в которых она продолжает существовать.

В потоке речи осетинские сонорные взаимодействуют с соседними звуками: глухие под их влиянием переходят в звонкие, например, ӕмдых (равносильный), где - т переходит в - д под воздействием соседнего - м, дӕлвӕдаг (нижняя тропа), где также - ф озвончился под влиянием другого сонорного - л, т.е. ведут себя как шумные согласные. В этом отношении с ними совпадают и кабардинские прототипы (сывмыщтэ - «не берите меня», щызнащ - «я отучился»), В первом слове глухой - ф перешел в звонкий - в под воздействием соседнего - м, а во втором - озвончился глухой - с под воздействием соседнего - н. Если другие согласные находят в той или иной мере аналогию в других кавказских языках, то передненебные сибилянты s и z относятся к исключительным явлениям консонантизма адыгских языков. Подтверждая это, В.И. Абаев пишет «некоторые другие элементы осетинского консонантизма ведут нас к языкам западной группы. Таковы характерные сибилянты s и z, средние между s и z, с одной стороны, и с и z - с другой. Наличие их только в некоторых осетинских диалектах не было правильно охарактеризовано прежними исследователями, отождествлявшими их то с зубными, то с палатальными европейскими сибилянтами. Между тем сравнение этих согласных с соответствующими сибилянтами в языках черкесской группы легко обнаруживает, что мы имеем дело с фонетическими фактами одного порядка».

Осетинские полусогласные «у» и «й» как по своей фонетической природе, так и по функции идентичны с адыгскими: они сонанты и используются для образования дифтонгов.

Близость между осетинской и адыгской фонетическими системами проглядывает и в нормах субституции. В этом плане интересны формы русских заимствований: осетинского стъол - кабардинского ст1ол - «стол», осетинского скъола, кабардинского шк1ол - «школа».

Сходство с кабардинским языком обнаруживается и в динамической стороне осетинской фонетики. В этих языках глухие согласные переходят в звонкие в интервокальном положении: (осетинское кӕрон «конец»,ӕгӕрон «бесконечный», тас «страх», ӕдас «нестрашный», кабардинское жыс1ащ «сказал», жызо1э «говорю», фтащ «дали», ивот «даете»).

В системе вокализма отмечается редукция слабого гласного в исходе слова в иронском диалекте при сохранении его в дигорском:
ирон.д. - диг.д.
мад - мад- «мать»
фыд - фыд - «отец»
бындз - бындэ - «муха».

Аналогичное явление имеет место и в адыгских языках: подобно иронскому диалекту, в адыгейском редуцируется конечное краткое гласное — э, а в кабардинском сохраняется, как в дигорском:

адыг.яз - каб.яз

тат - дадэ - «папа, дедушка»
нан - нанэ - «мама,бабушка»
мац1 - мац1э - «саранча».

В осетинском языке группы слов, связанные синтаксически, объединяются одним ударением, образуя акцентуальные комплексы, как и в кабардинском. Срав. осетинское рӕсугъд чызг «красивая девушка», осетинское хурбон «солнечный день», кабардинское мэхуэфl «хороший день».

Это же самое наблюдается с послеложными конструкциями: осетинское хӕдзарысӕрмӕ «над домом», кабардинское къуэжапщэм дык1уащ «мы пошли в верхнюю часть села». Нити связи между этими языками тянутся и через грамматический строй, захватывая как морфологию, так и синтаксис. Осетинское склонение значительно отошло от индоевропейского прототипа под влиянием кавказского субстрата. В его парадигме отсутствует винительный падеж. Этот тип склонения характерен и для адыгских языков.

Сходство здесь не только в типологии, но и в материальном воплощении отдельных падежей, в их значении и функциях. Так, в осетинской парадигме склонения имеется уподобительный падеж на - ау. Форма его близка к превратительному падежу в адыгских языках. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить уподобительную форму некоторых осетинских слов (сӕгь «коза», зӕхх «земля», лӕппу «мальчик») с формой превратительного падежа аналогичных лексем в адыгских.

осет.яз - адыг.яз - каб.яз.
сӕгь-ау - пчэн-ау - бжэн-у
зӕхх-ау - ч1ыр-эу щ1ы-уэ)
лӕппуй-ау - 1элэцlык1у-эу - щ1алэ-у

Кабардинская форма данного падежа отличается редукцией предшествующего кратного гласного и спорадаческим возникновением его на конце. Осетинская форма указывает на то, что кабардинское окончание в прошлом совпадало с адыгейским, которое является более архаичным. Эта падежная форма имеет одинаковые грамматические значения в осетинском и адыгских языках, уподобления, выделения, а также значение обстоятельства образа действия. Примеры: хуым ӕтӕджы хъазтау нын ласы нӕуд (Хет ӕгкаты Къ. «Хъазтӕ « «Как простых гусей (подобно простым гусям), он мучает нас» (дословно: «вытягивает нашу душу»), фест райсом зейлж гау (Хетӕ гкаты Къ.Лӕгау) «Встань утром, как мужчина», лӕгау лӕг «мужчина из мужчин», кабардинское щэхуу къыздэхlуауэ и хъыджэбзэр си лъгьунэм гьатхэу щобзэрабзэ. «Его девушка тайно вышла за меня, и весною щебечет в моей комнате», Л1ыуэ щыт! «Мужчиной будь!».

В семантической природе данной формы заложены возможности использования его для образования качественных наречий. Используя эти возможности, кабардинский язык образует качественные наречия образа действия от прилагательных. Облекая в эту форму прилагательные дахе «красивый», псынщlэ «быстрый», ф1ы «хороший», язык получает дахэу «красиво», псынщlэу «быстро», фlыуэ «хорошо». И в осетинском наблюдается аналогичное: прилагательные в роли качественного наречия могут иметь форму уподобительного падежа: хорзау над уыди «неловко ему было», ӕр ӕдӕжиау «поздненько».

Интересна форма осетинского родительного падежа - ы: сӕгь-ы // сӕгъи «козы», кау-ы//кау-и «плетня». Аналогичная форма встречается в адыгейском языке: - Аминаты извено игъэт1ысхьэгьэ рассадым тэрэзыджагъэ къыхэк1ыжы ихэбзагъэпши, Гусэрыкъо зи къыфыхзгъэк1ыжыгъэп - «Но в рассаде, посаженной звеном Аминат, обычно недостатки не обнаруживались, и Гусарико ничего не мог найти».

В связи с отсутствием винительного падежа в осетинском именительный оформляет не только подлежащее, но и прямое дополнение, как в адыгских языках. Однако в осетинском две формы прямого объекта: одна для существительных, обозначающих класс вещей (Гал дон нуазы, уӕныг их эехсыны - Поговорка. - «Вол воду пьет, бычок лед глодает»), другая - для класса человека (фӕсырдта бинонты (Хетӕгкаты Къ.) «Разогнал семью».

Падежные формы в осетинском, как и в адыгских языках, дополнительно выражают значение определенности. Перестройка грамматического строя под влиянием кавказского субстрата привела к появлению в осетинском послеслогов. Осетинские послеслоги, как и адыгские, восходят к соматическим названиям, лежащим в основе пространственных понятий и представлений у этих народов. Вот некоторые послеслоги: ет, сӕр «над, на», сӕрты «через», от сӕр «голова», фарсмӕ «около», отфарсӕ «бок», кабардинское щхъзк1э «ради, для», от щхьэ «голова», ибгьум «около, рядом», отбгьу «бок».

Превербы в этих языках семантически и функционально близки: они показывают направление действия, причем оно ориентируется по отношению к говорящему. Например: осетинское ра-тахт «вылетел», кабардинское къ-илъэтащ «вылетел», (говорящий находился снаружи), осетинское а-тахт «вылетел», кабардинское н-ильэтащ «вылетел» (говорящий находился внутри). Интересно, что форма осетинского инфинитива от всех глаголов оканчивается на - ын, а в кабардинском такую форму получают обычно переходные глаголы:
осет.яз. - каб.яз.
хӕсс-ын - хъ-ын - «нести»
араз-ын - щ1-ын - «делать».

В адыгских языках существуют два спряжения: одно для переходных глаголов, а второе - для непереходных. Пережитки двух типов спряжения в осетинском сохраняются в прошедшем времени изъявительного наклонения. Отсюда глаголы хӕрын «кушать» и цӕуын «идти» спрягаются по-разному.

В осетинском имеется особая отрицательная частица - ма, употребляемая лишь с формой повелительного наклонения, как в адыгских языках (осетинское Макӕмӕн мацы зӕгь! - «Никому ничего не говори!», кабардинское зыми зыри жомыlэ! - «Никому ничего не говори!). В глагольном словообразовании в осетинском характерно перемещение центра тяжести на словосложение и префиксацию, как в адыгских языках. В синтаксисе осетино-адыгские схождения проявляются в атрибутивных словосочетаниях, оформлении прямой речи, порядке слов, способах синтаксической связи. Общим является то, что определение, выраженное существительным, всегда стоит в препозиции, и связь его с определяемым устанавливается соположением (осетинское хурбон «солнечный день», кабардинское гьэмахуэ махуэ «летний день»).

В осетинском и кабардинском языках сказуемое замыкает предложение. Цырд лӕппу гӕлӕбу рцахта (Хетагкаты Къ. Уалдэ г) - «Проворный мальчик бабочку поймал», кабардинское Нэхущим йы нахур фи пащхьэ щеупсых (Нартхэр) - «Пусть предрассветная заря перед вами опустится». Между этими языками наблюдается сходство в оформлении прямой речи: «Кӕдзем лидзыс?» - зӕаъгӕ бафӕрсы Уырызм г - «Куда бежишь?» - сказав, спрашивает его Уырызмаг». (осет.) «Дэнэ ужэрэ?» - жиlэри, еупщ1ащ абы Уэзырмэс. «Куда бежишь?» - сказав, спросил его Уэрызмэс» (каб ). Таким образом, связи между осетинским и адыгским языками обнаруживаются во всех сферах: в проницаемых, малопроницаемых и вовсе непроницаемых, т.е. как в верхних слоях, так и в глубоких недрах языка. Они носят более сложный характер, чем те, которые устанавливаются обычно в результате длительного территориального соседства двух различных народов. По своему характеру связи между этими языками примыкают к субстратным явлениям. Это дает основание предполагать, что кавказским субстратом в осетинском послужил какой-то язык из адыгской группы.