У Сосырыко было две жены. Одна была дочерью гумта, а другая — дочерью Солнца. Давно хотелось Хызову сыну Челахсартагу увезти жену Сосырыко. Вот он начал кормить своего коня и кормил его семь лет поджаренным ячменем.
Однажды жены Сосырыко занимались на солнце сушкой и чисткой хлеба. Увидев это, Челахсартаг сел на своего коня и приехал к хадзару Сосырыко. Жены заметили его. Одна из них, дочь гумта, скрылась, а другую, дочь Солнца, Челахсартаг увез. Сосырыко же в это время был в продолжительном балце, когда он возвратился домой и не нашел свою жену дома, то спросил Сатану, где его жена. Она отвечала, что одну его жену, дочь Солнца, увез Хызов сын Челахсартаг в свою фидар (твердыню). Пораженный такой вестью, Сосырыко начал собирать большой æфсад (войско) и отправился к Хызовым твердыням, где укрепился Челахсартаг и куда он собрал для защиты себя мелеков (ангелов) и всех Уацилла и Ногбона, которые побили все войско Сосырыко. Когда же Сатана услышала, что мелеки, все Уацилла, Ногбон и Челахсартаг побили войско Сосырыко, то она сделала три мыдыамаста и взмолилась:
— О бог богов! Да сбудется моя мольба и да услышишь ты ее! Да очутится сейчас же здесь между нами тот наш молодой человек, который участвует в тархоне любимых тобой зэдов и мелеков.

Нарты собором сидели. Урызмаг и Созрыко поспорили. Созрыко так говорит:
— Моя жена лучше твоей, да и я сам лучше тебя!
В эту ночь ушел Созрыко, лег в свою спальню и заснул. Когда проснулся, смотрит — рассвело; тогда нашло на него раскаяние: «Эх, как бог меня проклял: будто конской плетью я моего старшего ударил — так я обидел его. Как еще среди нартов пойду я? Погублю-ка свою голову, а не то мне будет стыдно!» Утром он встал, вывел коня, прицепил доспехи и сел на коня: «Погублю свою голову!» — сказал он и отправился.
Сатана была хорошая женщина. Рано утром мела улицу. Встретился ей Созрыко:
— Молодец! Куда едешь?
— Голову свою погубить! — и Созрыко ускакал.
Сатана сказала:
— Ах, чтоб мой дом рухнул! Половина нашего аула уходит!
Сатана оседлала Урызмагова Дур-Дура и на него села. В городе
Тынте был у них зять. «Быть может, он его постыдится и воротится», — подумала она. К зятю Сатана приехала и сказала:
— Зять наш! Половина нашего аула убежала, вороти Созрыко!

Кадзиевская Сатана своему сыну устраивала кахц и послала самых красивых из кадзиевских девушек, и сказала им:
— Идите к нартовской Сатане кахц просительницами, подарки вам она сделает, и назад вовремя возвращайтесь.
Отправились девушки, и встретился им на дороге нартовский Созырыко. Всякие насилия он над ними учинил. Вернулись они, полные огорчения, к кадзиевской Сатане.
Сатана их спрашивает:
— Как дела?
Они ей говорят:
— Дурной дух, дурное счастье пусть понесет и тот, кому ты делаешь кахц, и та, к кому ты нас кахц просительницами послала: Созырыко нас встретил и над нами насилия учинил.
Тогда Сатана позвала из кадзи тех, у которых вывороченные ноги.
— Идите, где бы ни находился Созырыко, найдите его и ко мне приведите!
Отправились, — а Созырыко разве когда-либо прекращал охоту! — и поймали его где-то на дороге вместе с сыном одного бедного человека, и привели к кадзиевской Сатане.

Батраз стал таким мужем, что пребывал в облаках. Нарты часто ходили в балц. Из балца возвращались не скоро, бывало, и по три года отсутствовали. Вот как-то пошли в поход самые достойные юноши, отправились с ними и самые мудрые нарты. Год прошел, а они не вернулись. И тогда Мукара, сын Тара, послал сказать тем нартам, что оставались в Нарте: «Ваши предки моим предкам платили дань девами, пришлите их — а не то силой на вас пойду».
Встревожились нарты: «Что же теперь делать? Ведь не слышали прежде о такой дани. Как же теперь быть? Выплатим дань, тогда наши старшие станут нас корить, не выплатим — Мукара на нас пойдет, Нет с нами наших сильных юношей, и кто же станет на его пути»?!
Сырдон им сказал:
— Ничего вам самим не придумать, спросите лучше Сатану.
Пока они так раздумывали, вдруг прибыл сам Мукара, сын Тара.
Пришел к ним — и кому же было встать на его пути, кого он там застал! Лучших нартовских дев и красивых жен погнал Мукара перед собой.

Сказал Сырдон нартам:
— Алдар меняет золото на кости.
Нарты перебили весь свой скот, привезли кости к алдару и говорят:
— Сырдон сказал нам: «Алдар меняет золото на кости», вот мы и привезли тебе кости.
Алдар ответил им:
— Да разве я глупец? Зачем мне золото менять на кости?
Нарты обозлились на Сырдона, поняли, что он обманул их, поймали его и отвезли в черный лес. Пригнули самое высокое дерево, завязали Сырдону руки за спину и, подвесив его за усы к верхушке, отпустили дерево. Сырдон так и остался глядеть в небеса.
Проходил мимо пастух со стадом и, задрав голову, спрашивает Сырдона:
— Эй, что ты там делаешь?
— Сырдон отвечает ему:
— Тс-с! Не кричи, я гляжу, как бог зерно молотит.
Пастух попросил его:
— Дай и мне тоже поглядеть.

Нартовские богатыри Урызмаг, Сослан и Хамиц однажды в субботу отправились на охоту. Нартовские богатыри семь дней и семь ночей пробыли на охоте и не встретили никакого зверя. Начали испытывать недостаток в еде и в одежде и решили вернуться назад.
Шли они, шли, и на опушке темного леса повстречался им белый олень; он перерезал им дорогу и побежал дальше. Выхватили нарты свои славные луки и стали его преследовать. Олень то подпускал их на выстрел, то снова убегал. Гнались за ним нарты, и заманил их тот олень за семь гор, а сам куда-то исчез.
День сдал свои права, и ночь распростерла свои черные крылья над миром Голод стал нартовских богатырей сильнее тревожить. Вернуться бы им домой, но уже поздно, здесь им оставаться — нечем поужинать. Смотрят: вдали свет блеснул. Нартовские богатыри повернули в сторону света, дошли до сложенной из валунов башни и покричали.
В этой башне жили семь уаигов. Эти уаиги очень обрадовались, говоря:
— Горские птички своими ногами к нам пришли.
Уаиги усадили нартов вблизи огня, а сами подмигнули друг другу. Трое из них кинулись стругать вертела для шашлыка, а четверо других великанов, уаигов, — костер разводить. Как было не испугаться нартовским богатырям! «Пришел наш конец», — подумали они.

Лучшие нарты собрались на ахкема и спорили, кто из них самый достойный. Не уступали друг другу. Потом Сослан и сын Хамица Батраз стали препираться: и один называл себя лучшим, и другой — не уступали друг другу. Нарты успокоились. А Сослан и Батраз направились к своей не родившей их матери Ахсине. Пришли и спросили ее:
— Кто из нас лучший?
Ахсина поняла их спор и сказала:
— Хорошо, что из других фамилий нет у вас соперников! А вы-то зачем препираетесь друг с другом!
Когда они продолжали спорить, она сказала им:
— Тогда тот, кто завтра к полудню вернется домой с лучшей добычей, пусть и будет самым достойным!
Сослан и Батраз, сев на коней, отправились в путь. Доехали до одной равнины. Батраз поехал прямо, а Сослан свернул в сторону и доехал до одного кургана. Стреножил своего коня, а сам, решив поспать, прилег, но услышал из кургана пение.
— Что это? — вымолвил Сослан и обошел вокруг кургана.
Дверь кургана отворилась, и Сослан вошел в него. Там, в глубине,
сидели на резном диване мужчина и женщина, а невдалеке плясали девушки и юноши.

Однажды нарты начали спорить из-за Уацамонги. Все, кроме Хамица, говорили о своих подвигах. Когда говорил Сослан, Уацамонга слегка вскипела, а от рассказов других даже не всколыхнулась. Дошла очередь до Хамица, но он не соглашался что-либо говорить:
— Без сына моего, Батраза, я вам ничего не скажу.
И стали они ждать Батраза. Батраз в этот день был в походе, и, когда он возвращался в село, повстречался ему уаиг. Поприветствовали они друг друга, а потом спросил его Батраз:
— Какую бы ты мне хорошую новость сообщил, если был вблизи нартов?
А уаиг ответил:
— Есть у нартов новость: собрались они на своем большом нихасе и спорят из-за Уацамонги, а отец твой Хамиц не соглашается без тебя говорить и ожидает тебя — будто пастушья собака на задних лапах стоит.
Принялся кромсать уаига Батраз своим булатным церком, говоря:
— Ты чьего отца сравниваешь с пастушьей собакой? — а затем направился домой.
Прибыл Батраз, и Ахсина спрашивает его:
— Что случилось, мальчик, где это ты пропадал? Нарты спорят из-за Уацамонги. Отца твоего притесняют, и надо пойти к нему.

Нарты Созырыко, Сослан и Батраз отправились в дальние страны. Много времени прошло, много лет минуло — ни слуху о них ни духу. Когда в Нарте узнали, что Созырыко, Сослан и Батраз бесследно пропали, то надумали убить Урызмага:
— В роду Бората остался только этот старый осел, надо бы нам и его убить, другие, наверное, тоже где-то нашли свою погибель.
В Нарте сварили пиво для кувда: решили заманить Урызмага, споить его и таким образом убить.
Приготовили все, что нужно для кувда, и однажды послали за Урызмагом. Урызмаг догадался, что его собираются заманить и убить, и притворился больным, мол, не могу сегодня идти на кувд и там сидеть.
Вот второй посланец пришел к Урызмагу, он дал и ему тот же ответ. Посланец вернулся ни с чем, а в третий раз послали с приглашением молодую невестку.
В те времена женщин очень уважали, и Урызмаг не посмел больше отказаться и сказал ей:
— Ты иди пока, я тоже сейчас пойду.

У нартов был однажды большой симд. На этом симде не было тогда ни Урузмага, ни Сосырыко, ни Сослана, ни Батраза. Такой был большой симд, что вся земля от него тряслась. Сын одноглазого, кривого богатыря Алаф услышав нартовский симд, сказал своему отцу:
— Ада, сегодня у нартов на Зилахар-быдыре большой симд, от которого трясется вся земля. Пойду я туда и попляшу на симде, побью и поколочу нартам бока, а вечером привезу с собой для нас много усæгтæ.
Взял Алаф двенадцать кардзинов и пошел из дома по дороге к Зилахар-быдыру к нартам. Увидев пасшийся недалеко от него табун, он завернул туда, надоил себе у двенадцати коров молока и сел завтракать. Кончив завтракать, Алаф пошел своей дорогой. Пришел на нартовский симд и стал в кругу между нартами. Увидев богатыря, нарты подняли свою пляску живо. Алаф толкает их по обеим сторонам и разбивает толпу симда. Ухватится за одного — ломает ему руку, ухватится за другого, третьего, четвертого — ломает им бока так, что ребра трещат. Кого толкнет, тому разбивает плечевые кости. Таким образом, он изувечил нартов. Кто жалуется на боль рук, кто на боль ног, кто жалуется на боль боков, а кто охает от боли плеч. Не было из нартов ни одного, кому бы не досталось от Алафа. Когда же настал вечер, то нарты, охая, разошлись по домам.