Как слои почвы, слои народов следуют в нашей части света один за другим, часто смешиваясь, но всегда так, что их первоначальное положение можно еще распознать. Исследователям обычаев народов, их языков следует поторопиться, чтобы не потерять время, пока слои еще различаются.
И. Гердер
Подытоживая разбор событий в Закавказье, где активными участниками на протяжении первых четырех веков нашей эры были аланы, использовавшие в военных действиях в Закавказье союзных им горцев, мы воочию убедились, что аланы, согласно античным авторам, они же овсы, согласно грузинским летописям, находились в непосредственной близости к Закавказью: только в этом случае был резон идти в горы за аланской помощью в тот момент, когда враг уже вступил на территорию Картли; если бы аланы населяли берега Меотиды или даже северокавказские степи, это было бы бесполезно.
Вопрос сопоставления данных письменных источников с археологическими материалами, если уж в нашем распоряжении имеется и то и другое, является одним из фундаментальнейших в археологии, но эта процедура еще требует выработки однозначного и непротиворечивого перевода с языка одной системы на язык другой. Поэтому «различные исследователи, сталкиваясь с одними и теми же категориями явлений, далеко не всегда одни и те же специфические явления описывают и интерпретируют одинаково».
Казалось бы, самый простой путь - это определить по данным письменных источников ареал того народа, исследованием которого мы занимаемся, в данном случае (пусть в самом общем виде) территорию, связываемую с аланами первых веков нашей эры на Северном Кавказе, а далее проследить, какие археологические памятники могут быть отождествлены с ними. Более ста лет назад, когда исследователи впервые вплотную обратились к этому вопросу, было высказано мнение как об отождествлении античных алан и осов древних грузинских авторов с ираноязычными осетинами, так и о принадлежности северокавказских катакомбных могильников первых веков нашей эры аланам. Следует сказать, что это, казалось бы, слишком прямолинейное и однозначное сопоставление продолжает, пожалуй, оставаться наиболее правомерным, несмотря на раздающиеся одиночные возражения. И такое почти полное единодушие исследователей объясняется не привычностью подобной точки зрения, а тем, что она получает все большее число подтверждений на массовом материале.
При решении названной проблемы мы сталкиваемся со следующим кругом вопросов: как выделить из обширной массы памятников Северного Кавказа древности I - III вв.? Какие элементы в них способствуют определению даты, этнической принадлежности или генетической преемственности - погребальный обряд, типы погребальных сооружений, инвентарь, типы поселений и жилища? Как локализуются эти памятники и различаются ли между собой в степях, предгорьях и горах? Каковы были отношения горцев со степняками? Короче, как проникнуть глубже лежащих на поверхности фактов, как выявить особенности рассматриваемого периода в единой линии развития культуры Северного Кавказа? Как отобрать и оценить факты с точки зрения их информативности в плане поставленных вопросов, чтобы получить наиболее точные и надежные выводы? На помощь приходит опыт конкретных исследований последних лет в рассматриваемой области, который мы очень коротко попытаемся подытожить.
Положительными сторонами их являются, расчленение материалов во времени и пространстве, обращений к «закрытым» комплексам, корреляция отдельных деталей погребального обряда и черт материальной культуры. После выполнения этих исследований требуется еще более глубокий, детализированный анализ, когда по единой и максимально дробной программе будет рассмотрен и сопоставлен весь материал сарматского времени. Иными словами, только при рассмотрении каждого погребения по всей сумме признаков мы сможем говорить о его принадлежности к кругу сармато-аланских памятников. Обращаясь к археологии позднесарматской поры на Кавказе, исследователи, прежде всего, ставят своей задачей выделить все комплексы и случайные находки этого времени в рассматриваемом районе опираясь на датирующие вещи - фибулы европейских форм, монеты, бусы, сарматское оружие и т.д.
Различные авторы придерживаются для памятником разных районов Кавказа различных периодизаций. Так, В. Б. Виноградов и Б. М. Керефов определяют как раннеаланский период I-III вв. н.э., М. П. Абрамова членит его на два этапа (конец I в. до н.э. - I в. н.э. и II-III вв. н.э.), а В. А. Петренко определяет его пределы II-IV вв. Общее число привлекаемых комплексов приближается уже к 200; в частности, Б. М. Керефовым учтено 85 комплексов рубежа I в. н.э. и 28 - I - III вв. в Кабардино-Балкарии, В. А. Петренко в Чечено-Ингушетии для II-IV вв. - 9 катакомб в степях и 36 комплексов в предгорных районах. Комплексов первых веков меньше всего выделено на территории Осетии (а те, что имеются, в основном открыты в ходе дореволюционных работ и потому имеют неполную документацию) - 20 комплексов в горах (из двадцати трех комплексов, разобранных М. П. Абрамовой, три следует по инвентарю отнести к VII-VIII вв. н.э.; найденные здесь зеркала, поясные наборы, браслеты, бубенчики следует датировать не ранее конца VII в., а скорее VIII в. н.э.).
Анализируя эти материалы, исследователи пришли и выводу, что в степных районах мы имеем для того времени памятники кочевых сармато-алан, в горных - комплексы, оставленные местным кавказским населением, а в предгорно-плоскостных - памятники смешанного, «сарматизированного» облика. Могильники с погребениями в катакомбах, которые, как уже говорилось, традиционно рассматриваются как характерный признак аланских комплексов, в начале нашего века исчислялись единицами (Золотое кладбище на Кубани и Алханкала на Сунже). Сейчас подобные памятники сплошной линией (26 пунктов) заполнили пространство между этими двумя крайними точками.
Обладая этим уже вполне достаточным для выводов материалом, следует вновь обратиться к вопросу, насколько сам катакомбный обряд погребения является здесь информативным признаком для исторических выводов. В северокавказских степях, а сейчас и в Дагестане катакомбные сооружения - явление не новое, так и як мы знаем здесь много десятков, если не сотен подкурганных катакомб, датирующихся еще эпохой бронзы. Однако к нашей теме они отношения не имеют, так как их отделяет от интересующих нас памятников от 1ООО до 2000 лет; немаловажно в этой связи только то, что идея создания в земле погребальной камеры, образующей замкнутое пространство и имевшей форму жилища кочевника (возможно, кибитки), оказывается присущей насельникам степей на разных этапах.
Генетическую преемственность для северокавказских катакомб начала нашей эры можно проследить не от них, а от поволжско-среднеазиатских, где этот тип могильных сооружений связан с сарматско-массагетским миром, или же возводить к так называемым земляным склепам европейского и азиатского Боспора. Нас не должно смущать малое количество катакомб в сарматской культуре волжско-уральского междуречья, так как оно растет с каждым годом. Нам важно отметить, что непосредственно в предшествующий период они отсутствуют в горах и на равнинах Кавказа, поэтому у нас нет никаких оснований воспринимать их как проявление местного погребального обряда и тем более возводить к каменным подземным склепам, которые, кстати, в то время представлены единицами.
Иногда тезис о местном генезисе катакомб первых веков нашей эры на Кавказе пытаются подкрепить ссылкой на наличие в них коллективных захоронений с многоярусным расположением костяков: в этом видят проявление доли местных элементов в создании катакомбного обряда. Однако катакомба как форма погребального сооружения, коллективность как черта погребального обряда и многоярусность как способ захоронения и проявление характера использования погребального сооружения несравнимы между собой, поскольку характеризуют разные стороны такого сложного явления культуры первобытного общества, как погребальные обычаи; следовательно, такой подход методически неверен.
Кроме того, местная кобанская культура предшествующего времени, так же как и одновременные нашим катакомбам грунтовые погребения, которые обычно связываются с местной традицией, дают абсолютное преобладание индивидуальных захоронений. Вообще среди местных кавказских племен в горах и предгорьях и у степных сармато-алан (как на Кавказе, так и в междуречье Волги и Дона и далее к западу) существует многообразие форм погребальных сооружений: катакомбы, подбойные могилы, грунтовые погребения, могилы «колодцем», каменные ящики, каменные гробницы, грунтовые могилы с частичным использованием камня и т.д.
Только после того как все виды погребальных сооружений для сармато-аланского периода на Северном Кавказе будут описаны по детализированному коду (наземное и подземное сооружение, число составляющих гробницу элементов, их форма и размеры, конструкция, характер заполнения и многое другое), можно будет сравнивать между собой все эти комплексы в их пространственно-временном разнообразии и аргументированно ответить на вопрос об этнической принадлежности северокавказских катакомб первых веков нашей эры. В такой же мере это касается других деталей погребального обряда: позы костяка, положения рук, ориентации, расположения и ассортимента погребального инвентаря - все эти детали начинают служить для определения хронологических или территориальных различий только тогда, когда они подсчитаны и сравнены между собой, что сделано еще в весьма небольшой степени и больше для территории Поволжья и Подонья, чем для Северного Кавказа.
Во всяком случае, никакой унификации погребальных памятников на рассматриваемой территории для этoгo периода не наблюдается, и, по мнению исследований, многообразие форм погребальных сооружений и вариации других признаков погребального обряда свидетельствуют в пользу усложнения этнического состава населения Предкавказья. Для этого периода актуальными остаются поиск и исследование могильников, их полные раскопки и публикация и сопоставление между собой и с данными письменных источников.
Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы. М., 1984