Сословная структура осетин в дореформенный период привлекала внимание всех исследователей истории феодальной Осетии. Сложившись в условиях горного хозяйства (земледельческо-скотоводческий комплекс), она отражала специфику развития раннефеодальных отношений в определенных природно-географических условиях. Каждое общество (Алагирское, Куртатинское, Тагаурское и Дигорское) имело свои особенности развития и общественного устройства, поэтому часто одни и те же социальные понятия несли на себе различную семантическую нагрузку. Синхронное исследование генетически общих, т.е. образовавшихся путем переселения из Алагирского - Куртатинского и Тагаурского обществ, является ярким тому примером.

Эволюция религиозной системы алан давно уже привлекает внимание специалистов. Эта проблема имеет важное значение в изучении прошлого любого народа. Ведь единой общечеловеческой религии нет и не было. У каждого народа своя религия, свои обряды, своя «вера». Недаром на протяжении многих веков в народном быту вероисповедная принадлежность человека рассматривалась как признак этнической принадлежности. О человеке чужой национальности спрашивали, какой он «веры». В религиозной системе алан, динамически развивавшейся во времени, автора данной статьи интересует ее социальная функция. В принципе, любая религия - социальное явление, одна из форм общественного сознания, одна из форм «идеологических» отношений между людьми. Религия - не столько отношение человека к богу или богам, сколько отношение людей друг к другу - по поводу представлений о боге или богах. Надо согласиться с С.А.Токаревым в том, что и для чисто научного понимания религии и ее истории важнее всего не изучение имен духов и богов, не описание культовых обрядов, даже не догматическое содержание той или иной религиозной системы; нет, важнее всего изучение социальной функции религии.

Впервые мы встречаем подробную информацию о появлении и размещении сарматских племен или племенных объединений в Восточной Европе у Страбона. Карту Страбона относят к кон. III-нач. II или к кон. II вв. до н.э. Вторая датировка представляется более убедительной. Появление столь подробных сведений источника по этногеографии Северного Причерноморья и Северного Кавказа объясняется военными событиями периода Митридатовых воин. Сведения о восточных соседях аорсов даях Страбон заимствовал у Аполлодора. Страбон помещает между Истром и Тирасом (Днестр) гетов, далее до Борисфена тирогетов, за которыми иазигские сарматы, царские/иазыги, сарматы царские (сравни упомянутое разночтение у Аппиана о царских савроматах и языгах) и урги. Были сведения, что эти народы жили и на Истре, нередко по обоим берегам, смешиваясь с местным населением. По соседству с тирагетами и германцами в глубине страны жили бастарны, хотя об их локализации и обитании среди них иазигов, роксолан или других кочующих в кибитках автор высказывал сомнение. Между Борисфеном (Днепр) и Танаисом (Дон) обитали роксоланы, которых даже причисляли к бастарнам.

В юридической жизни осетин присяга - ард - занимает одно из самых видных мест в ряду тех действий, совокупность которых составляет собственно обычное право осетин. Это, во-первых, потому, что она была единственным целесообразным и простым юридическим институтом, способным, не разжигая страстей народа в его и без того анархической жизни, погашать юридические действия характера уголовного и гражданского; во-вторых, потому, что она приобрела большую популярность в жизни осетин, регулированной обычаем, такую популярность, что в самом сознании народа она долго и долго жила, и теперь не без борьбы уступит юридическую арену действию новых судебных реформ, и, в-третьих, по своей оригинальности, как образчик правовой нормы в сфере юридических понятий и представлений осетин. Вот почему мне кажется, что присяга по обычному праву осетин имеет большой интерес и заслуживает особенного внимания.

До настоящего времени в осетинской топонимии встречается значительное количество необъяснимых географических названий. Столь же велико в ней, пожалуй, количество труднопереводимых или имеющих несколько противоречивых значений топонимов. К их числу, несомненно, следует отнести название селений Нар (Нарӕ), известных в Туалгоме и Дигории. По подсчетам А.Дз.Цагаевой, только на территории Северной Осетии топонимы с элементами нар и близким к нему мар встречаются более 30 раз. Приведем только некоторые из них: Биснар, Дзыхънар, Нарсара, Нарыкъатӕ, Нары ӕфцӕг, Нары хуссар, Нары / Наридон и др. Аналогичные топонимы зафиксированы также в Южной Осетии и горных районах Грузии, населенных осетинами, - Наруан, Наруаны цӕгат, Цъунар и т.д. Элемент нар присутствует в североосетинских топонимах Наргъ, Наргъ и ком, Къухынаргъ, Ададжы наргь и т.п., причем основу этих названий - наргъ - А.Дз. Цагаева считает необъяснимой.

Пореформенная история России и ее окраин богата такими массовыми источниками, как переписи населения, посемейные списки, экономические обследования крестьянских хозяйств. Обычно они используются при изучении проблем экономики, истории, социологии, и гораздо реже - в этнографических исследованиях. Традиционный источник этнографической науки - полевой материал - при всей яркости и эмоциональности, к сожалению, имеет тенденцию к иссяканию и не всегда оказывается достаточно репрезентативным. Основной источниковой базой многих этнографических проблем становятся письменные источники. Новейшие исследования в области источниковедения выделяют как актуальную задачу разработки средств повышения информативности массовых источников, извлечения из них скрытой, структурной информации.

Настоящей публикацией мы намерены привлечь внимание исследователей к вопросу о древности истоков арийской культуры на Центральном Кавказе. Мы рассматриваем иконографии особого рода на парадном оружии. Вопрос специфический. Коротко его можно сформулировать так: каково смысловое содержание осетинской символики, орнамента, других знаков и их систем. К сожалению, у нас мало работ семиотического характера, в то время как они имеют значение для этнической идентификации элементов культуры.
От древности нам не досталось письменных источников. Но если исходить из информативности богатейшего изобразительного наследия, накопленного на сегодня археологией и этнографией, можно многое прояснить, если иметь в виду, что традиционная письменность является далеко не единственным способом передачи информации.

Вопрос о средневековых алано-тюркских (половецких) связях впервые был освещен в трудах Всев. Миллера и Макс. Ковалевского, совершивших в 80-х гг. путешествие по ущельям Балкарии. Собранные ими в большом количестве осетинские топонимические названия, а также ряд фамильных преданий ярко свидетельствуют о значительной роли аланского компонента в формировании балкарского народа. В советское время исследование этой проблемы было продолжено В.И.Абаевым. Совершенные им еще в 20-х гг. специальные экспедиции в Балкарию и Карачай дали ему возможность обследовать почти всю западную часть исторической территории Алании - от Черека до верховьев Кубани и собрать огромный материал, показывающий присутствие большого количества осетинских черт в быту балкарцев и карачаевцев. Автором, в частности, выявлено 200 осетинских слов, воспринятых предками указанных народов в средневековый период, причем среди этих слов есть такие, которые в самом осетинском уже мало или вовсе не употребляются. Для нас исключительно важным является и основной вывод В.И.Абаева, который легко подкрепляется нашими данными по этнографии. «Этот материал, - пишет он, - вновь подтвердил, что осетинские элементы в балкаро-карачаевском ни в коем случае не могут объясниться распространением из нынешней Осетии.

Религиозные верования осетин, складывавшиеся на протяжении длительного времени и отразившие в своей структуре несколько различных пластов, полностью соответствовали уровню их социально-экономического развития. Наиболее значимыми из них следует считать верования, сформировавшиеся на сугубо местной (кавказской) почве; они, бесспорно, отличались близким сходством с идеологией других народов региона. По образному выражению Ф.Энгельса, «раз возникнув, всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений, подвергая их дальнейшей переработке» и сохраняя при этом «известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой».

Осмысление, анализ мировоззренческих установок и в целом духовного наследия древних осетин невозможны, пока мы будем оперировать понятийным аппаратом, применяемым для анализа классовых форм общественной организации. Соображения, основанные на анализе существующей этнографической литературы, сводятся к тому, что в формационном плане горское общество действительно было традиционным и расположенным в силу ряда причин к глубокой консервации как материальной, так и духовной сферы жизни. Причины эти были практически непроходящими. Одна из них, изначальная и объективная, - крайняя скудость экономических потенций среды обитания, ограниченность производительной деятельности (горы - это малоземелье, бездорожье, достаточно суровый климат); столь же объективна и вторая причина: нестабильность политической ситуации в этом крае, расположенном у проходов и перевалов, на перекрестке дорог. Здесь не было ни времени, ни условий для вызревания какой-либо духовности (с эпохи бронзы Кавказ - объект давления внешних сил). Эволюция этого общества изначально определялась соотношением политических сил в системе «горы-степь», характером взаимодействия этих хозяйственных организмов, таких разных по сути своей и возможностям. Приспособленной к среде формой жизни была максимально простая структура - традиционное, саморегулирующееся общество. Как известно, сложность не вариабельна; именно простота структуры, а значит и се жизнеспособность, обеспечивает максимальную вариабельность: чем проще социальный организм, тем легче приспособиться к многообразию жизни.