Очень важно понимать, что сначала приходит опыт, а уже потом - размышления над ним.
Р. Дж. Коллингвуд
Автору данной книги хотелось сделать понятным для непосвященного читателя течение истории населения Центрального Предкавказья на протяжении двух тысяч лет и при этом не слишком упростить проблему, придам ей неоправданную четкость, которая подчас рождается из поверхностного взгляда «с птичьего полета». Нерешенных вопросов, и частных и общих, еще очень много, но не в этом ли притягательная сила занятий в этой области?
Современный Кавказ населен людьми разного антропологического типа, относящимися ко многим языковым группам, с присущими каждому из этносов этнографическими особенностями. Они прошли разный путь, но их объединяет не только соседство, связь глубже, она внутренняя, и корни ее уходят в «доисторические» времена.
Этот общий знаменатель (он же кавказский субстрат-подоснова) мы вычленяем у современных народов в их облике, материальной и духовной культуре, по языку и нартскому эпосу, по особенностям домостроительства или зооморфной пластики, по кавкасионскому антропологическому типу и характеру погребальных сооружений, по орнаментации керамики и древним культам. Именно в этом коренится родство между ираноязычным осетином и вейнахоязычным ингушем, представителем кавказской семьи языков - сваном и тюркоязычным балкарцем или карачаевцем.
Проблема этнокультурных отношений ираноязычных алан с тюрками, поднятая еще авторами середины I тысячелетия н.э., - это животрепещущая до сих пор тема.
Много раз во время наших экспедиционных работ и горах Кавказа, в карачаевских юртах и кошах альпийских пастбищ на Эшкаконе или в Элькуше завязывались оживленные беседы о времени появления тюркоязычных народов на Кавказе. И каждый раз меня поражали живой интерес и глубокое знание всех сложных дискуссионных работ на эту тему моими собеседниками, молоды ли они были или стары, водили ли всю жизнь отары и табуны в горах или работали председателем колхоза или школьным учителем. Некоторые из таких бесед никогда не уйдут из моей памяти.
Лет десять назад наша экспедиция впервые попала в горный аул Хасаут, известный каждому кавказоведу по скальным катакомбам, обнаруженным М. М. Ковалевским в 80-е годы прошлого века. Меньше всего мы ожидали встретить там современника этих работ. Когда мы стали выяснять у жителей, что им известно о местных древностях (над аулом высятся две неприступные раннесредневековые крепости, где сейчас пасутся козы), то они в один голос советовали нам обратиться к Ибрагиму Джанибекову, который, по их словам, знал это лучше всех. Заведующий магазином Ханафи Балуров тут же закрыл его и отправился с нами в качестве переводчика. Мы подошли к каменному двухэтажному старому дому и вскоре оказались в прохладной комнате, нас представили седобородому старцу. Он лежал на постели на фоне прекрасного старого ковра, на котором висело оружие. Перед нами поставили пиалы с айраном и сливками, и начался неторопливый разговор. Хозяину дома было сто два года. Он оказался сыном проводника и переводчика генерала Ермолова, умершего в возрасте 135 лет. Ибрагим Джанибеков родился, когда его отцу было уже около 80 лет. Вот уже два года, как нашему хозяину отказали ноги, и он сетовал, что не может отвести нас и показать местные достопримечательности сам. У него была замечательная память, он рассказывал о своих бесчисленных путешествиях: о том, что и он, как и его отец, был проводником и знал много языков, хотя сейчас в основном говорил по-карачаевски; о тропах через Малку и перевалах в Закавказье; об охотах и «древних пещерах с большими черными кувшинами, саблями и другими вещами». Подростком принимал участие в раскопках, проводимых М. М. Ковалевским. Ибрагим Джанибеков сказал, что крепость над нынешней фермой - одна из наиболее крупных, и указал на ряд нетронутых пещер; правда, гарантией их непотревоженности оказалась неприступность: без специального альпинистского снаряжения нечего было и думать добраться до них.
Каждый год нас тянуло в этот опустевший, почти без зелени высокогорный каменный аул с руинами старой мечети, лежащий под защитой древних крепостей Почтенный старец оставался таким же, со светлым одухотворенным лицом, погруженным в свои, неизвестные нам думы, из которых, казалось, ему все труднее и труд нее было возвращаться. Каждому входящему он искренне не желал добра и здоровья.
Интересно, когда, в каком качестве и где появились впервые тюрки в предгорьях и горах Кавказа и в каких отношениях они были с аланами, каков удельный вес местного горского компонента в сложении культуры современных тюркоязычных кавказцев. Для того чтобы ответить на эти вопросы, следует выделить несколько аспектов: антропологический - позволяющий оценить, с какими народами у карачаевцев, балкарцев и осетин существует наибольшая близость по всем физическим показателям, сравнить их с западными (адыги), южны ми (сваны), восточными (чеченцы, ингуши) соседями; языковой - определяющий, к какой группе тюркских языков относится карачаево-балкарский язык, каков его генезис, какие лингвистические схождения наблюдаются в нем, с какими языками и к какому времени исследователи приурочивают эти связи, и выяснить, что дает ономастика, топонимика, этнонимика. Каковы археологические и этнографические данные и наблюдения относительно их происхождения? И, наконец, как можно согласовать все эти материалы со сведениями письменных источников? Разумеется, только системный комплексный подход позволит подойти к решению этой сложной темы.
Начнем с антропологических данных. Конечно, история человечества - это не просто цепочка биологических предков, идущая от древности до наших дней, хотя документировать все ее звенья для нас весьма важно. Рассмотрим этот вопрос ретроспективно. Современные балкарцы, карачаевцы и осетины относятся к кавкасионскому антропологическому типу. Не заглядывая слишком далеко вглубь - в эпоху каменного века, сошлемся на мнение В. П. Алексеева, что комплекс присущих этому типу морфологических особенностей существует в горах Центрального Кавказа, по меньшей мере, уже 3000 лет, то есть восходит ко времени кобанской культуры. Недаром, когда при раскопках кобанского могильника мы спросили нашего антрополога Г. П. Романову о том, как выглядели те, чьи могилы мы вскрываем, она ответила] «Высокие, стройные, с длинными ногами и руками, с выступающим носом», - и тут же добавила: - «Чтобы легче было представить, посмотрите на нашего чабана» (рядом с базой экспедиции жили пастухи-карачаевцы). Именно кавказский «субстрат» антропологически сближает балкарцев со сванами, карачаевцев с осетинами. Он сыграл решающую роль в создании их современного антропологического типа. Аланы, черепа которых из катакомбных могильников были изучены рядом исследователей, узколицые, длинноголовые южные европеоиды, заметно отличались от более широколицего, матуризованного и круглоголового, типа местного населения того же времени, так же как и от современных осетин - самых прямых их потомков по языку.
Очевидно, в горах Кавказа работал фактор «психологического стереотипа», когда при заключении браков отдавалось предпочтение людям именно того внешнего облика, который проявлялся в кавкасионском типе и был глубоко традиционен для этих мест. Желание сохранить свой генотип проявляется в почти полном отсутствии смешанных браков среди карачаевцев и балкарцев и в наши дни.
Интересно, что монголоидность в палеоантропологическом материале появляется в эпоху раннего средневековья в Дагестане, тогда как в северокавказских степях (возможно, за счет малочисленности находок) и на территории Черкесии документируется лишь с середины II тысячелетия.
Известно, что аланы и осетины ираноязычны, карачаевцы и балкарцы тюркоязычны, язык последних относится к кипчакской группе. Языковые схождения осетинского и балкарско-карачаевского языков (около 200 слов), по мнению крупнейшего специалиста в этой области В. И. Абаева, - «наследие старого аланско-тюркского смешения, происходившего на территории всех ущелий, от Терека до верхней Кубани», относимого им к эпохе раннего средневековья. Еще В. Ф. Миллер обратил внимание на ираноязычные топонимы верховьев Кубани, далее этот материал был расширен В. И. Абаевым, данные по этнонимике и ономастике привели В. А. Кузнецова, неоднократно обращавшегося к этой теме, к следующему высказыванию, с которым нельзя не согласиться: «Данные археологии, языкознания и письменных исторических источников не оставляют сомнений в том, что ираноязычное аланское население в эпоху раннего средневековья жило в верховьях Кубани и на территории Балкарии».
Тем не менее окончательное слово остается все-таки за археологией. Только с ее помощью можно конкретизировать процесс постепенной языковой ассимиляции местного горского населения (при его биологическом преобладании) ираноязычными пришельцами аланами; ответить на вопросы, как, когда и в какой форме происходит проникновение тюрок в аланскую среду. Мы знаем о сооружении монументальной крепости Хумара с тюркскими руническими надписями на блоках стен VIII в., уже шла речь о том, как археологические работы автора выявили на аланской крепости «Указатель» смену аланского строительного горизонта тюркским, скорее всего болгарским: постройки предшествующего периода разрушены, сровнены с землей, перекрыты камнем, и на этой каменной площадке за крепостными стенами предшествующего археологического периода встала юрта, небольшая, очевидно, вся обвешанная изнутри шелковыми тканями и коврами; центральное положение В крепости, сам факт ее существования должны были продемонстрировать силу завоевателей. Мы не можем четко датировать эти события - скорее всего это конец VII - начало VIII в., время враждебных отношений алан с Хазарским каганатом и арабо-хазарских войн.
Долгое время эти исторические события документировал другой археологический факт - находки глиняных лепных котлов с внутренними ушками на поселениях в районе Кисловодска. В. А. Кузнецов обнаружил их при поверхностных сборах и шурфовках и предложил типологию глиняных котлов на основании конфигурации внутренних ушек. Этот материал он датировал по аналогии с котлами салтово-маяцкой культуры VIII-IX вв. и принял их болгарскую принадлежность. С момента первого обнаружения котлов на Кавказе многое изменилось, поэтому далеко идущие выводы, как указывал и сам автор, преждевременны и неверны. Тщательный анализ котлов, произведенный С. А. Плетневой, показал, что этот тип посуды возник лишь на рубеже IX-X вв., причем лепные котлы появились позднее гончарных. Вопрос о глиняных котлах на Северном Кавказе хотя и связан с темой вклада тюркоязычных народов в аланскую культуру, но хронологически это явление относится не ко времени появления на Северном Кавказе в VIII-IX вв. болгар, а ко времени проникновения печенегов и половцев в северокавказские степи.
Среди вещей из катакомбных погребений VIII-IX вв. в районе Кавказских Минеральных Вод в трех случаях нами найдены обычные глиняные аланские лощеные сосудики с процарапанными тюркскими рунами (правда, необычно то, что они использовались как тамги, по одному знаку, а не в виде надписей); в нескольких комплексах обнаружены бронзовые поясные наборы или пряжки, аналогии которым происходят из сибирских памятников. Эти, хотя и единичные, вещи документируют связи (или непосредственное проникновение) тюрок с территорией Пятигорья в VIII-IX вв.
Более ранние (VII-VIII вв.) связи с тюркским миром лучше документированы для Северо-Западного Кавказа (Среднее Прикубанье) и Северо-Восточного Кавказа (Дагестан), где нами выделен набор посуды, который может быть связан с болгарами: кубышки, горшочки с линейным и линейно-волнистым орнаментом, малое количество керамики в погребениях. В Центральном Предкавказье с болгарами связывают грунтовые могилы с заплечиками, раскопанные Е. И. Крупновым в Кешенэ-Алы (Балкария). Можно предположить, что находки металлических гривен связаны с болгарами, двухпластинчатые фибулы тоже чаще происходят из болгарских погребений.
Как мы уже говорили, определенное отношение к данной теме имеет вопрос о скальных захоронениях на Кавказе, ареал которых ограничен Урупом на западе и Чечено-Ингушетией на востоке, притом, что их основная масса приходится на Верхнее Прикубанье и долину Подкумка. Введя эту категорию погребальных памятников в научный оборот, Т. М. Минаева выдвинула положение об их аланской принадлежности, связав их с грунтовыми катакомбами, причем в дальнейшем это положение никем не оспаривалось. На самом деле скальные захоронения могут быть разбиты на ряд типов, из которых часть, оказывается, по конструктивным деталям близкой к земляным катакомбам, а часть - к подземным и полуподземным каменным склепам.
По мере увеличения находок дата уточняется, но не углубляется. Бесспорно то, что они функционировали с VIII в., в частности во второй его половине (возможно, с рубежа VII-VIII вв.); в то же время за последние годы медленно, но верно растет число классических катакомбных могильников VI-VII вв. на верхней Кубани. Пока нельзя сказать ничего определенного об этнической принадлежности населения, оставившего скальные могильники, нужны раскопки близлежащих поселений, но сейчас можно предположить, что в них погребали своих умерших не только (а может, и не столько!) ираноязычные аланы, но и тюркоязычные народы, очевидно болгары, генетическая связь которых с балкарцами и карачаевцами безусловна. Но это тема, требующая дальнейшего исследования, в частности расширенных полевых работ.
Новые раскопки или новый подход к материалу, тщательный анализ мелочей или взгляд сверху на всю панораму способствуют тому, что каждый год вносит свою лепту в углубление и конкретизацию наших представлений на эту тему. Следует сказать, что каждая из маленьких главок данной работы может стать темой большого специального исследования, а в предложенном кратком виде отражает лишь состояние рассматриваемой проблемы в науке. Охватить же все многообразие точек зрения, пересекающихся, дополняющих (или отвергающих) друг друга, нам не представляется возможным. Если автору удалось протянуть лишь слабую» нить от читателя, который, возможно, ставит совсем другие вопросы и ждет иных ответов, к многочисленным и очень разным исследованиям, упоминавшимся в этой работе, то он будет считать свою задачу выполненной. Хотелось бы вновь обратиться к тому, с чего начиналась книга: собраны «с обширнейших лугов, лишь немногие цветы» (Иордан), но этих цветов в мире так много, что каждый «в меру ума своего» может, собирая их, сплетать венки и гирлянды, оценив присущие им красоту и внутреннюю гармонию, разнообразие и закономерность сочетаний:
Если о чем-нибудь сказано мало, а ты сам, живущий в соседстве с (описываемым) племенем, припоминаешь больше, сделай свои добавления.
Иордан
Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы. М., 1984