В древнерусских летописях имя ясов впервые встречается во второй половине X в. в связи с походом русского князя Святослава Игоревича в низовья Дона и последовавшим в результате разгрома хазаров образованием Тмутараканского княжества. Во время этого похода произошло и столкновение русских с ясами и касогами. Об этих событиях русская летопись под 965 годом сообщает следующее:

Как явствует из текста, о столкновение русского войска с ясами и касогами (адыгскими племенами) говорится непосредственно за взятием хазарской крепости Саркела (Белой Вежи), находившейся в районе нижнего течения р.Дона. Очевидно, Святослав столкнулся с ясами где-то в степи за Доном, по всей вероятности, в районе Прикубанья. На этом основании, а также исходя из того, что в это время «предки современных осетин, давно уже сложившиеся в мощные военно-родовые союзы, жили в бассейне Терека», Е. Г. Пчелина считает, что это свидетельство русских летописей о ясах к осетинам отношения не имеет. По ее мнению, речь здесь идет об адыгейских племенах западнокавказских асов.

Однако как упоминание ясов вместе с адыгами, так и локализация этой части ясов в удалении от центральных районов Северного Кавказа, вряд ли являются достаточно убедительным доказательством их отличия от ираноязычных ясов. Если исходить из сложившихся территориально-административных границ, то изучение истории почти любого народа может замкнуться в рамках нынешних границ, а что касается конкретно осетин, то все сведения об аланах-ясах за пределами современной Северной Осетии придется, очевидно, опустить при решении этногенетических вопросов. С таким подходом к решению этого вопроса вряд ли можно согласиться.

Поэтому нам кажется, что если ясы действительно связаны с осетинами, то, независимо от того - локализуются ли они на территории современной Северной Осетии или вне ее пределов, они имеют такое отношение к осетинам, какое имеют, русы к русским, иберы к грузинам, касоги к адыгам и т. д. Сомневаться же в генетической связи осетин с ясами русских летописей вряд ли приходится. Что же касается конкретно прикубанских ясов, то о пребывании здесь алан в средневековье ясно говорят, например, Масуди и Константин Порфирородный. Нелишне напомнить также, что Тмутаракань, возникшая еще в VI в. н. э., представляла собой поселение местных племен «со многими чертами аланской и адыгской культуры...».

На основании вышеизложенного, мы не видим никаких оснований для этнического противопоставления прикубанских ясов ясам центральной части Северного Кавказа.

Следующее упоминание о ясах относится к 1029 г., когда киевский князь Ярослав Мудрый «ходи на ясы и взя их».

Упоминают ясов русские летописи и в первой четверти XII в. В 1116 г. князь Ярополк Владимирович «ходи на Половьчскую землю, к реце зовомей Дон, и ту взя полон мног, и 3 городы взя Половечскые: Галич, Чешюев и Сугров, и приведе с собою ясы, и жену полони Ясыню». Так сообщает об этом Лаврентьевский список летописи. В Ипатьевском же списке это известие передано несколько иначе: Упоминаемые в летописи половецкие города - Сугров, Шарукань, Балин, скорее всего, принадлежали именно им, имевшим уже за собой традицию оседлого образа жижи, а не кочевникам половцам.

Нам кажется верным положение В. Миллера о том, что донские ясы, о которых сообщают русские летописи, представляли собой «последний остаток ясского элемента, сидевшего здесь еще во времена греческой колонии Танаиды, основанной на территории асов (сарматов)».

Под 1175 г. летопись сообщает об убийстве великого князя, Андрея Боголюбского. Это убийство было совершено по наущению бояр Кучковичей, родственников первой жены Андрея Боголюбского, с участием его последней жены Ясыни, которая «бе-бо Болгарка родом», т. е. Ясыня происходила, по всей вероятности, из страны донских ясов. В числе убийц упоминается его ключник ясин Амбал или Анбал, что по-осетински означает товарищ. Летопись сообщает также, что у Андрея Боголюбского после смерти первой жены, происходившей из рода Кучковых, была вторая жена, ясыня. Вместе с любимцем князя ключником Амбалом она участвовала в убийстве своего супруга, за что и была утоплена в озере Клещина князем Всеволодом, а Амбал повешен. Некоторые исследователи полагают, что сын Андрея Боголюбского, Юрий, первый муж грузинской царицы Тамары, был от жены ясыни. Это обстоятельство послужило якобы причиной его изгнания после убийства Андрея Боголюбского.

В этом рассказе обращает на себя внимание осетинское имя Амбал, которое приводится в двух диалектных (иронской и дигорской) разновидностях - Амбал и Анбал.

Здесь необходимо заметить, что русские летописи называют ясами не только часть поселенцев Подонья, но и жителей центральной части Кавказа. Этот факт не оставляет никаких сомнений в том, что для русских летописцев как донские, так и кавказские ясы этнически представляли собой одно и то же племя.

Под 1223 годом, рассказывая о появлении и происхождении татаро-монголов, летописец пишет: Это краткое свидетельство о поражении ясов вместе с другими народами Северного Кавказа полностью согласуется с другими источниками, в частности с сообщением Ибн-ал-Асира о разгроме татаро-монголами объединенного аланско-кипчакского (половецкого) войска. Однако поражение алан еще не означало окончательного покорения их татаро-монголами.

Под 1277 г., т е. через 55 лет после разгрома ясов татаро-монголами, летописец сообщает:
Однако ясам, очевидно, вновь удалось укрепиться в Дедякове, так как летопись под следующим годом пишет, что «того же лета великий князь Дмитрий Александрович взя Тетяков» и что «того же лета приидоша князи ис татар, победивще ясы».

Сведения русских летописцев не оставляют никаких сомнений в том, что русские князья воевали с ясями на Кавказе, так как в этом походе упоминается ясский Дедяков («приступиша Русстии князи к Ясскому городу ко славному Дедякову»), который четко локализуется на территории современной Северной Осетии.

Никаноровская летопись в рассказе об этом походе на ясов отмечает, что он завершился взятием великим князем Дмитрием Александровичем города Тетякова (Дедякова). В Воскресенской летописи местоположение Дедякова определяется в следующих словах: «за рекою Тереком, на реце Севенце, под городом под Тетяковым, минувше горы высокие, яськия и черкаськия, близ ворот Железных». Буквально те же выражения встречаются в рассказе об убийстве в Золотой Орде тверского князя Михаила в 1318 году:

Название реки Севенц представляет собой тюрко-персидское название реки Сунжи, впадающей в Терек. Севенджем называет Сунжу Шериф-ад-Дин в истории Тимура. Железными воротами в данном случае назван Дарьяльский проход, к которому это название почти столь же часто прилагалось, как и к Дербентским воротам. Если бы здесь подразумевался Дербентский проход, то ясно, что в тексте не упоминались бы, как соседние горы «Ясские и Черкесские», т. е. осетинские и адыгские. Исходя из этого, Ю. Клапрот полагал, что ясский город Дедяков, лежащий за Тереком, вблизи Сунжи и Дарьяльского ущелья, должен был находиться там, где выстроен современный Владикавказ (Дзауджикау), в местности, соединяющей все условия летописи. Эту точку зрения разделял и В. Миллер.

В настоящее время большинство исследователей отождествляет Дедяков с городищем Татар-туп (Верхний Джулат) у ст. Эльхотово.

В этой связи Л. И. Лавров обратил внимание на сообщение русской летописи об убийстве Узбек-ханом в городе «Титякове» в 1319 г. тверского князя Михаила Ярославича, причисленного русской церковью к лику святых. С другой стороны, в выписках из древней рукописи, хранившейся у Султан-Казы-Гирея, сказано, что Узбек-хан в 1319 г. находился в крепости Татар-туп, где он руководил фортификационными работами. «Сопоставление этого сообщения, - пишет автор, - с рассказом летописи наводит на мысль, что город Дедяков и нынешнее городище Татар-туп у ст. Эльхотово - одно и то же». Исследователь возражает против попытки В. Миллера искать Дедяков на месте гор. Орджоникидзе, считая, что там не обнаружены следы крупного средневекового центра. О Татартупе же (Верхнем Джулате) имеется немало исторических известий, показывающих, что он играл крупную роль в центральной части Северного Кавказа.

Турецкий путешественник XVII в. Эвлия-Челеби рассказывает о руинах города следующее:

Отождествлению Дедякова с Татар-тупом противоречат, однако, слова летописи о том, что Дедяков стоял на реке «Сивинце», т. е. Сунже. По мнению Л. И. Лаврова, упоминание реки Сивинца является ошибкой летописца, слышавшего о близости Дедякова к Сунже и «желавшего расцветить житие святого князя Михаила большим числом подробностей».

В. Миллер в свое время высказал предположение, что окончание «ков» в сложном названии «Дедяков» представляет собой осетинское къау, присущее названиям многих осетинских сел и означающее «населенный пункт». Эта точка зрения была принята и другими исследователями. Эвлия-Челеби называет Татартуп Ирак (ирский, осетинский? - Ю. Г.) Дадьяном, это название, вероятно, стоит в связи с именем «Дедяков». При сопоставлении этих названий не может не броситься в глаза близость между именами Дедяков и Дзауджикау (Дзауджикау - старое название города Орджоникидзе).

Исходя из этого, нам кажется, что название Дедяков является русской передачей имени Дзауджикау, независимо от того, находился ли он на месте гор. Орджоникидзе, или в Верхнем Джулате, как считает большинство исследователей. Локализация Дедякова на территории современной Северной Осетии, обозначение этнонимом «ясы» в русских летописях как части жителей Дона, так и жителей центральной части Северного Кавказа - все это не оставляет никаких сомнений в том, что этнически и ясы Дона, и ясы Северного Кавказа представляют одно целое.

Для ясов русских летописей весьма характерно, что рядом с ними почти всегда фигурируют адыги, выступавшие в русских летописях под названиями касогов-касагов, а затем черкесов.

Так, уже в период первого упоминания ясов в русских летописях, связанного с походом Святослава в 965 г. против хазар на Дон, вместе с ясами названы и касоги. Под 1022 г. летопись сообщает о войне тьмутараканского князя Мстислава с касогами и победе им в единоборстве касожского князя Редеди. Хотя участие ясов в этой войне летопись «не отмечает, есть основание полагать, на основании адыгских преданий, что ясы - осы приняли в ней участие в качестве союзников касогов.

И в дальнейшем ясы и адыги неоднократно упоминаются русскими летописцами рядом друг с другом. Ясы и черкесы названы также в качестве наемников хана Мамая во время знаменитого сражения на Дону в 1386 г., закончившегося полным поражением татарской армии: «Прииде ординскии князь со единомысленики своими князи ординскими и со всею силою татарьскою и половецкою, и еще к тому рати понаимовал: Безсермены (в некоторых рукописях армены), Фрязы, Черкасы и Ясы, Буртасы...».

Следует также заметить, что разбираемый нами этноним фигурирует в русских летописях не только как ясы, но и как асы. Так, если Воскресенская летопись в рассказе об убийстве в Орде в 1318 г. ханом Узбеком князя Михаила Тверского называет «все горы (в некоторых рукописях городы) высокие Яськие и Черкаськие», то Никаноровская называет «Асиськие (т. е. Асские) и Черкасские. Это обстоятельство свидетельствует о том, что ясами русские летописцы называли тот народ, который в восточных источниках именовался асами или асу.

Нижеприводимый пример наглядно показывает, что русские летописцы были твердо убеждены в том, что название ясов соответствует тому народу, который греческие и латинские авторы называли аланами.

У Иосифа Флавия в «Иудейской войне», как известно, говорится, что «аланы суть скифское племя, живущее у Танаиса и Меотийского озера». Эту характеристику Иосиф Флавий дает аланам перед рассказом о их вторжении в Мидию и Армению в 72 г. н. э. В древнерусском переводе «Иудейской войны» XII или начала XIII в. это место читается так: «Языкъ же ясескыи ведомо есть, яко от печенеженьска рода родисы, живуще подле Тана и Меотского моря». По стремлению, вообще свойственному средневековым писателям, отождествлять современные им названия народов с древними, имя скифов заменено здесь именем печенегов, а имя алан, которые в X-XII вв. были уже хорошо известны на Руси, древнерусским эквивалентом этого имени - ясами.

Таким образом, принимая во внимание локализацию ясов, как на Дону, так и в Центральной части Северного Кавказа, идентичность ясов (асов) с аланами, четкое отличие ясов русскими летописцами от адыгов (касогов, черкесов), становится ясно, что ясами русских летописей именовался тот же народ, который в других источниках фигурировал исключительно под именем алан.

Исходя из вышеизложенного, нам кажется ошибочным утверждение Е. Г. Пчелиной о том, что из одиннадцати упоминаний русской летописи о ясах, только в трех случаях (1277 - 1278 и 1319) можно видеть ясов, живших на земле современных Северо-Осетинской и Чечено-Ингушской АССР, а все остальные свидетельства, по ее мнению, или «не имеют к ним никакого отношения, или же упоминают их вместе с ясами других территориальных и языковых групп алан-асов-осов-ясов». Локализация какой-то части средневековых ясов вне пределов современной Северной Осетии никоим образом не может служить доказательством их принадлежности к отличной от ясов-осетин языковой группе. При решении этого вопроса Е. Г. Пчелина фактически исходит из современных территориально-административных границ, не учитывая расселения ясов в средневековье и тех огромных изменений, которыми характеризуется история алан-осов.

Вопрос об этнической принадлежности средневековых ясов, в частности, донских, тесно связан с этнической принадлежностью салтово-маяцкой культуры.

Проблема этнической принадлежности салтовской или салтово-маяцкой культуры с самого начала решалось в связи с поразительным сходством ее с археологическими памятниками Северного Кавказа. Уже первые исследователи этой культуры А. М. Покровский, Д. Я. Самоквасов и В. А. Бабенко отмечали сходство как в устройстве могил, так в составе и типах погребального инвентаря между салтовскими и соверокавказскими погребениями. На этом основании эти родственные между собой культуры были отнесены к хазарам. Д. Л. Самоквасов писал, например, что «салтовский и кавказские катакомбные могильники одного погребального обряда, одинаково датированы монетами VII-IX ст. и содержат один и тот же бытовой материал, несомненно, принадлежат одному пароду - Козарам сказанного времени, владевшим тогда Южною Россией и собиравшим дань с разрозненных русских племен».

Однако такое определение этнической принадлежности салтово-маяцкой культуры оказалось ошибочным, так как дальнейшие исследования показали, что она была оставлена, в основном, аланами.

А. Спицын, впервые указавший на аланскую принадлежность Салтовского могильника, писал:

Точка зрения А. Спицына о принадлежности салтовских могильников аланам была поддержана Ю. В. Готье, усилившим ее рядом новых аргументов.

Исходя из сходства Салтова и Чми, взятого как одни из наиболее близких к Салтову могильников Осетии, Ю. В. Готье писал, что это сходство не оставляет никаких сомнений в том, что:

Касаясь точки зрения о хазарской принадлежности салтовских могильников, Ю. В. Готье отметил, что это мнение основывается на таких более чем сомнительных аргументах, как «полуоседлость, кривые сабли, наличность диргемов VII-IX вв. и сложный ритуал погребений... Между тем, эта именно близость и должна была предостеречь от мысли, что обитатели Салтова были хозары».

Ю. В. Готье аргументировал тем, что северокавказская и салтовская археологические культуры возникли и развивались очень далеко от той местности, где был центр Хазарской державы и где можно предполагать материальные остатки самих хазар. «Насколько можно проникнуть вглубь времени, хазары всегда обитали в Предкаспийских степях к северу от Кавказских гор - на низовьях Сулака, Терека, Кумы и далее на север до устьев Волги».

Все это свидетельствовало о том, что хазары не могли быть обитателями Салтова и сходных с ним северокавказских поселений. Близость же Салтовской культуры к культуре Чми и других могильников Осетии дала возможность правильно подойти к решению вопроса об этнической принадлежности народа, оставившего Салтовский и сходные с ним могильники Осетии. Хазары, как известно, никогда не жили ни в Чми, ни в Камунта, ни в других местах Осетии. Эти места с первых веков н. э. были заселены одним из самых многочисленных и могущественных сарматских племен - аланами, и здесь, судя по всем данным, находилась древняя Алания. Прямыми потомками алан являются современные осетины, обитающие как раз там, где находятся родственные Салтовским археологические памятники. Так как принадлежность могильника Чми и сходных с ним памятников Северной Осетии VI-IX вв. аланам-осам является очевидной, то из этого следует, что «памятники Салтова, тождественные с памятниками Осетии и современные им, должны были принадлежать тем же аланам осам или ясам».

М. И. Артамонов в своих замечаниях о принадлежности салтово-маяцкой культуры аланам полностью поддержал точку зрения А. А. Спицына относительно генетической связи северокавказских и салтовских катакомбных погребений с сарматскими курганами, однако не согласился признать в их носителях алан.

По его мнению, нет никакой необходимости представлять местность между Донцом и Доном в виде второго гнезда алан-осетин, в котором это племя сохраняло те же этнические признаки, какие у северокавказских осетин уцелели под защитой Кавказских гор. «Свое происхождение они вели также от сармат или алан, но в это время они были уже болгарами .или хазарами, этнически обособленными от алан-осетин».

Однако, русская летопись, как отмечает сам автор, определенно указывает ясов-осетин на Дону (по мнению М. И. Артамонова, Дон следует исправить на Донец), в стране Половецкой. В связи с этим возникает вопрос - чем объяснить присутствие ясов на Дону в это время?

Вс. Миллер обращал внимание на то, что лингвистические данные, несомненно, доказывают: что, во-первых, по нижнему течению Дона действительно некогда жили иранцы, предки нынешних осетин; во-вторых, само название Дон является, несомненно, ясским и означает воду и реку; в-третьих, Святослав в 965 г. разбил ясов где-то около Дона; в-четвертых, название города Сугрова легко поддается объяснению из осетинского языка, оно, кажется, не что иное, как несколько прилаженное к русскому произношению имя сурх хъæу, т. е. «красное село»; в-пятых, ясыня - красавица, приведенная Ярополком, была не простая пленница, которую можно было взять в наложницы, а дочь ясского князя, ставшая законной женой сына Мономаха, поэтому то она и попала в известие летописи. Причем с нею были приведены и другие ясы, хотя точное число их не известно, однако число это было довольно значительным, потому что «взятие в числе добычи двух - трех пленников, конечно, слишком ничтожный факт, чтобы быть занесенным в летопись». Исходя из этого, Вс. Миллер полагал, что «на Дону под властью половцев еще в 1166 году было ясское поселение, как последний остаток ясского элемента, сидевшего здесь еще во времена процветания греческой колонии Танаиды, основанной на территории асов (сарматов)».

М. И. Артамонов не отрицает, что ясы русской летописи представляют вариант наименования асы или осы, до сих пор живущего в названии осетин. Однако, как известно, осетины сами себя не называют асами, а прилагают это наименование к своим соседям - балкарцам. На этом основании он считает, что «имя асов или осов было древним названием населения кубанских степей, ставшим обозначением страны, а затем было перенесено на племена, которые ее впоследствии населяли безотносительно к их этнической принадлежности». Однако старое сванское название осетин савиар, только после монгольского нашествия перенесенное сванами на тюркоязычных балкарцев и карачаевцев, занимающих ныне прежние места расселения алан, показывает, что этим именем назывались только ираноязычныеаланы.

Соглашаясь, что коренное население Донца в половецкую эпоху именовалось ясами и тем же именем обозначалась другая ветвь того же происхождения - осы, осетины, М. И. Артамонов тем не менее считает, что из тождества наименований нельзя заключать об этническом тождестве этих двух ветвей коренного населения в ту эпоху. По его мнению «одно и то же название относилось теперь к разным этническим образованиям: ирано-осетинскому, с одной стороны, и болгаро-хазарскому - с другой».

В более поздней своей работе, «История хазар», М. И. Артамонов также считает, что «прямые физические потомки алан могли быть уже отюречены и говорили не на аланском, а на тюркском языке..., носители собственно салтовской культуры могли быть в хазарское время уже не иранцами, а тюрками по языку».

Как известно, важнейшим доказательством положения об аланской принадлежности Салтовской культуры является её сходство с культурой центральной части Северного Кавказа, принадлежащей северокавказским аланам. На основании этого сходства можно заключить, что в VIII-X вв. одна и та же культура была распространена между Доном и Донцом и на территории центрального Кавказа, свидетельствуя об общности своего происхождения в обоих этих районах. М. И Артамонов пишет, что нельзя быть уверенным, что распространение этой культуры ограничивалось указанными местностями и в других частях Хазарии её вовсе нет. «Никакой другой культуры в Хазарии в то время неизвестно, и сторонникам аланской гипотезы нечем, поэтому подкрепить свои положения, которые приобретут полную убедительность только тогда, когда будет доказано, что у хазаро-болгарских племён была другая культура, чем у алан».

Для таких сомнений действительно имелись основания, поскольку ограниченный характер археологических исследований не давал возможности правильного разрешения этой проблемы. Ясность в этот вопрос внесли последующие археологические раскопки.

Массовое изучение памятников салтовской культуры в Приазовско-Донском районе позволило определить, что на этой территории она представляет две племенные группы, различные по погребальному обряду, антропологическому типу, характеру поселений, но очень близкие по облику материальной культуры.

Большая часть черепов первой группы имеет европеоидное строение и относится к долихокранному типу. Никаких следов монголоидной примеси нет. Антропологический тип исконен для юго-восточной Европы. В общих чертах «черепа этого типа сходны со скифскими, но абсолютные размеры их меньше, а лица уже». В целом, это абсолютно тот же тип, который представлен в камерных погребениях северокавказских алан. Все эти признаки позволяют связывать памятники первой группы с аланскими племенами.

Вторая племенная группа имеет ряд существенных отличий от первой. Черепа этой группы уже не долихокефалы исконного европеоидного типа, идентичного северокавказским аланам, а брахикефалы, также европеоидного типа, но с заметной уже примесью монголоидных черт. Изучение погребального обряда, инвентаря и антропологического типа второй группы памятников салтовской культуры показало, что они принадлежат внутренним или чёрным болгарам, жившим в Приазовье и Подонье вместе с аланами.

К тому же надписи Маяцкого городища, читающиеся якобы по-тюркски, на которые ссылается М. И. Артамонов, в действительности являются аланскими, как это убедительно показал Г. Ф. Турчанинов. Разбор аланских надписей Маяцкого городища позволил Г. Ф. Турчанинову прийти к заключению о том, что степные аланы Подонья VIII-X вв. «говорили на том же самом языке, на котором говорили в средние века и говорят поныне осетины, иронцы и дигорцы в горах Кавказа».

Выделение на территории салтовской культуры болгарских племён, а также аланская принадлежность маяцких надписей окончательно решают вопрос об аланской принадлежности салтовской культуры и, в связи с этим, вопрос об этнической принадлежности донских ясов (алан).














Простые рецепты

Военная техника самолеты, танки, подводные лодки