Двадцать два года... В этом возрасте молодые люди только вступают в жизнь. И, хотя не совсем уверенно, но начинают чувствовать себя деятельной силой. Уважительное отношение к старшим, к их авторитету и жизненной практике и почти полное отсутствие своего жизненного опыта, взамен которого имеется лишь молодой идеализм вместе с прекраснодушными мечтами, - вот с чем вступает в жизнь молодой человек, собираясь начать ее. Мы к этому привыкли. И это справедливо.

И как-то трудно говорить после этого о человеке, который уже в двадцать дна года завершил жизнь. Такой факт и удивляет и огорчает. Но если к этому добавить, что человек оставил после себя, кроме горя по поводу несправедливо короткого века, еще и нечто, ставшее для него вечным памятником, а для породившего его народа и частью национального духовного достояния, то такой факт вызывает уже и острое любопытство к столь неординарному человеку. Особенно - если этот человек - женщина...

Мы имеем в виду Розу Кочисову, к которой, среди множества вполне справедливых эпитетов, прилагаемых к ее имени и звучащих, как комплимент, применим, прежде всего, один несомненный - первая...

И, в самом деле, Роза Кочисова была первая осетинская женщина-драматург. Она была и первой осетинкой, сделавшей литературу делом жизни. Она, кроме того, была и первой осетинской актрисой и, возможно, даже первым осетинским режиссером и, что совсем уже достоверно - первой осетинской публицисткой...

Было в ней, очень женственной и по-женски красивой, нечто от ее цветочного имени. Будто на молодом розовом кусте, едва утвердившем свои корни в почве и первый раз зацветшем, вдруг жадно, раньше положенного срока, заалели первые розовые бутоны, но так, что пышное цветение все же свидетельствует о другом - о том, что это - всего лишь подобие того, что может дать куст при умелом уходе и благо- приятных обстоятельствах. И это настолько убедительно, что можно, даже не будучи многоопытным цветоводом, уверенно утверждать: «Этот розовый куст - следствие какой-то невероятной селекции, которую время от времени позволяет себе природа. И аромат цветка тоньше, и краски изысканней, и форма совершенней»...

И сегодня, когда в столетней перспективе пропало все мелочное и сенсационное, окружавшее имя необыкновенной осетинки, мы уже не предполагаем, а только устанавливаем, что юная Роза Кочисова стала, по выбору судьбы, убедительным свидетельством огромного духовного потенциала породившего ее народа, который, подобно своей необыкновенной дочери, уже уверенно показывал гибкую артистическую натуру, с завидной легкостью усваивая достижения русской и европейской культуры и демонстрируя величайшую готовность не только перенимать, но уже и предлагать - свое, чисто национальное и тем интересное, как, например, творения великого Коста, удивлявшие весь культурный мир...

Появление Розы Кочисовой в осетинской культуре представляется, таким образом, и символичным и логичным...

О ней известно мало. Родилась в селении Ольгинском. И после двухклассной женской школы поступила во Владикавказский приют для осетинских девочек, из которого была вынуждена уйти по недостатку материальных средств, не окончив даже четырех классов. Потом училась в Ташкенте, проживая в доме старшего брата - офицера русской армии, а затем снова - во Владикавказе.

По нынешним меркам Роза Кочисова получила небольшое образование. Но надо помнить, что оно было полностью гуманитарное и, кроме того, девушка, натура чрезвычайно одаренная, усваивала значительно больше, чем предлагала школьная программа. А если, помимо всего прочего, еще сделать и поправку на необычность времени, в которое она училась, - а это были беспокойные 1905 -1906 годы, - то становятся понятны и ее весьма обширная культура, и удивительный в юной девушке гражданский кругозор, и ее ошеломляющая дееспособность.

Существует мнение, что молодая девушка начала писать драмы потому, что для женского драматического кружка из 12 девушек, составившегося в селении Ольгинском, юная Роза не нашла осетинской пьесы с женскими персонажами. И, огорченная этим обстоятельством, вынуждена была сочинить пьесу.

Возможно, что это так к было. Но это всего лишь внешняя сторона глубинного процесса. И, видимо, правда будет все-таки в том, что здесь мы имеем дело с редчайшим случаем, когда ничтожные причины имеют весьма значительные последствия. Казусный повод просто оказался золотым ключиком к душевным сокровищам юной Розы. Ведь, согласитесь, что наверняка были среди остальных одиннадцати девушек, ее подруг, еще несколько человек, тоже озабоченных отсутствием осетинской драмы с женскими персонажами - материалом для своего драматического кружка. Но разве хоть одна из них дерзнула хотя бы подумать о написании такой пьесы?

Воистину справедливо, что загадка обязательно находит своего отгадчика, а дело находит своего исполнителя.

Как бы там ни было, юная семнадцатилетняя Роза не испугалась трудностей и даже не подозревая о них, написала комедию «Гæды лæг», название которой в полном соответствии с содержанием пьесы и с характером главного персонажа на русский язык следует переводить как - «Плут». Однако пьеса имеет и другое название - «Наш пристав сошел с ума».

Прежде чем говорить об этой пьесе Розы Кочисовой, следовало бы уточнить ее жанр, ибо обычное ее определение, как просто комедии, в общем хоть и справедливое, ко все же неполное.

Судите сами - в ней есть что-то от комедии юмористической и есть что-то от комедии сатирической. Но в творении Розы Кочисовой эти родственные черты образуют, уже вместе, новое качество, сообщая пьесе юного автора простоту, обычно свойственную фарсу. Но было бы ошибкой называть ее фарсом, ибо в пьесе, наряду с фарсовой простотой, наличествует и водевильное изящество.

По нашему мнению жанр пьесы «Плут» следовало бы назвать таким необычным термином, как народная комедия. Только в этом случае станут очевидны ее несомненные достоинства и появляется возможность взглянуть по-иному на приписываемые ей критикой недостатки.

Уже то, что в пьесе фигурирует пристав, говорит о том, что пьеса написана на современную для автора тему, а содержание еще и убеждает в другом - что юная девушка, еще. неопытный, в сущности, автор, просто мастерски приспособила сюжет осетинской народной новеллы к идее своей народной комедии. Это уже само по себе удивительно, но не менее удивительно и другое. Ведь, как известно, юные авторы обычно берут сюжеты романтические и исторические, с очерченными фольклором характерами, а Роза Кочисова сделала предметом своего драматического произведения современность, дерзко представленную приставом, этим держимордой и кувшинным вылом одновременно. Этот факт свидетельствует о стремительном развитии гражданского мышления юной Розы Кочисовой. Она сразу сумела стать на путь, который другие авторы нащупывают после трудных мозолей от ручки, исписавшей не одну сотню страниц.

Нельзя не сказать и о том, что уже этим весьма удачным первым опытом юная Роза Кочисова обнаружила и удивительную для такого возраста писательскую грамотность, которая у нее оказалась просто природным качеством.

Попытаемся, однако, - во избежание двусмысленности - объяснить, что это такое - писательская грамотность? Это не просто осведомленность в тонкостях языка и не просто отличное знание грамматики, это даже не хорошее воображение - качества, в общем-то, совершенно необходимые для каждого пишущего. Писательская грамотность - это нечто другое и больше, ибо это некая квалификация, состоящая из чувства меры, помноженного на природное чутье к изящному. Это именно она позволяет автору сложить части художественного произведения так, что после этого уже невозможно разглядеть самих следов искусной работы творящей руки. Так, скажем, не видно никакой нарочитости в выросшем цветке, в котором соразмерные и стебель, и цветок, и листья естественны и тем изящны и тем впечатляющи.

Только через такое свойство писатель способен затронуть заветные струны в читательском сердце, отзывающие в ответ чистым и возвышающим душу аккордом.

И, размышляя над этим удивительным качеством юного автора, невольно приходишь к выводу, что сделанное Розой Кочисовой было, собственно, только авансом, выданным ею осетинской литературе вообще и осетинской драматургии в частности, авансом, за которым, к сожалению, не последовал более полный расчет в пользу осетинской культуры. Но в этом уже не юного автора надо винить, а судьбу, скупо отмерившую Розе Кочисовой такой до обидного маленький срок - неполных двадцать два года...

Сюжет комедии прост. Главный персонале, вдруг нашедший деньги, постарался обезопасить себя от притязаний алчного пристава. И потому с плутовской легкостью и с хорошей предусмотрительностью наплел своей легковерной жене такую ахинею, обставив, однако, выдумку такими вещественными доказательствами, что когда дело дошло до разбирательства у местного пристава, тот просто оказался в дураках...

Действие пьесы получилось занимательным и сложилось так изящно, что она чем-то напоминает этими качествами живопись в так называемом стиле примитивизма, отличающуюся, как известно, спартанской лаконичностью красок и чрезвычайной при этом выразительностью. И ото сходство дает нам лишнее основание называть пьесу Розы Кочисовой таким необычным жанровым термином, как народная комедия.

И в связи с этим хотелось бы задаться вопросом - а правомерны ли, в таком 'случае, суждения, которые иногда высказывает критика относительно этой изящной миниатюры, когда находит в ней неглубокую якобы разработку характеров и недостаточные причинно-следственные связи?

Отвечая на этот вопрос, непременно следует принимать во внимание то обстоятельство, что Роза Кочисова, создавая своего «Плута», отлично знала публику, для которой про назначалась ее народная комедия. А публика, в свою очередь, была превосходно осведомлена об отношениях между сельской исполнительской властью в лице пристава и крестьянами, равно как и о легковерности сельских кумушек. Следует учесть и то, что непередаваемые средствами другого языка осетинские идиомы, которыми изобилует комедия, были насыщены и мыслью и чувством - опять-таки для той публики, которую имела в виду Роза Кочисова. То есть все, как в этой живописи в стиле так называемого примитивизма, в которой ученые критики чаще всего ищут то, чего в ней нет и не может быть, и не видят того, что в ней имеется.

Так что недостатки, якобы имеющиеся в комедии Розы Кочисовой, это, образно говоря, не более чем особенности того языка, на котором иногда разговаривают отлично понимающие друг друга люди. В таком языке могут быть недоговоренности, намеки, странные слова и интонации, но это - для непосвященных. А для остальных каждое слово его полно смысла. А каждая интонация и каждая идиома равноценны многостраничным описаниям тончайших движений человеческой души.

И потому народная комедия Розы Кочисовой для тогдашних зрителей бурлила жизнью и трепетала от внутреннего напряжения. Так что даже думается, что решись - уже в наше время - какой-нибудь режиссер поставить эту миниатюру, основательно разобравшись в ее особенностях, его ожидал бы успех. Ведь недаром «Плут» и ныне читается с большим удовольствием. И недаром, совсем еще недавно, его включали во все школьные учебники осетинского языка...

Другая пьеса Розы Кочисовой «Любовь и воля отца», написанная уже повзрослевшим автором, лишний раз свидетельствует об его стремительном духовном росте. Знание изображаемого конфликта настолько велико, что торжественная интонация, на которой строится пьеса, это, по существу, настоящий гимн любви, пропетый в национальном стиле. И в то же время и относительно сыновнего долга вообще юная Роза Кочисова показала истинно национальный подход. Ведь и народная мораль осетин, и фольклор, и известная история осетинского народа все время напоминают о святости долга, о том, что долг - это бремя, которое трудно нести, но без которого, если его сбросить, жить становится еще труднее...

Вообще любовь и долг - это, как известно, древняя тема искусства, особенно драматического. И в более благополучные времена у более благополучных народов, чем тогдашний осетинский, эта связка знала два, по крайней мере, решения средствами искусства. В соответствии с художественной логикой персонажи драматического, скажем, произведения, предпочитали то один, то другой ее элемент. Но Осетия, с ее богатейшей фольклорной историей, с этим культом долга, уже пробуждавшаяся к активной жизни в результате событий 1905 гона, не могла позволить себе такого однозначного выбора. Она одинаково дорожила обеими моральными ценностями, спрос на которые - об этом уже напоминало время - предстоял высокий. И художническое чутье не подвело юную Розу Кочисову. Она выбрала для своих персонажей нетрадиционное третье решение - гибель. И не одного, а двух главных персонажей сразу, тем самым оставив и любовь, и долг в ранге величайших моральных ценностей. Это ли не свидетельство гражданской и художнической зрелости Розы Кочисовой!..

По жанру «Любовь и воля отца» - это драма, но настолько остроконфликтная, что иные критики называют ее даже трагедией, хотя в ней нет столкновения личности, ни с судьбой, как в древних трагедиях, ни с обществом, как в трагедиях первейшего времени. Взамен этих признаков - ситуация, в которой сшиблись любовь и долг, причем так безвыходно, что ни одна из конфликтующих сторон не может одержать победы, тут же не оборачивающейся гибельным ее поражением. И потому единственно возможная развязка - смерть главных персонажей - получается вполне логичной.

Пьеса удивляет простотой и предельной скупостью выражений, которыми обошлась юная Роза Кочисова для изображения трагической ситуации. Даже писатели гораздо старше и опытней, знавшие жизнь отнюдь не с романтической стороны, прибегали к стилю куда более высокому. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на современную Розе Кочисовой драматургию, уже делавшую свои первые шаги. Поистине - ее рукой водила правда, позаимствованная у жизни, но вставленная автором в художественную оправу, как это делают ювелиры, подбирая держатель для самоцветного камня.

И малограмотный, но с большим художественным чутьем народ, для которого фольклорная словесность в течение многих веков заменяла художественную литературу, а в начале века спектакли, пусть даже самодеятельные, заменяли книги, доступные и понятные каждому, отлично понимал художественную правду пьес Розы Кочисовой. Как свидетельствуют современники, спектакли проходили - сейчас бы мы сказали - с аншлагом, так что каждый из них превращался в событие жизни тогдашней Осетии...

Бесспорно - Роза Кочисова умела заглядывать в душу своего народа. И именно эта черта юной Розы вместе с несомненными литературным талантом и столь же несомненным талантом актрисы и, быть может, даже режиссера, не дает стареть ни ее драматическим произведениям, ни ее публицистике, в которой она обнаружила яркий талант и которая, к сожалению, представлена сегодня всего лишь одной статьей.

«К девушкам Осетии нашей» - фольклорно звучащая для осетинского уха статья - это, в сущности, монолог со страстным гражданским слогом, обращенный к сердцам осетинских девушек и даже больше - к сердцу всей Осетии. Благородный у нее был замысел - пробудить в каждом девичьем сердце достоинство перед древними свадебными обычаями с куплей и продажей девушки, чтобы торговый расчет не заступал священного места любви и доверия между молодыми людьми.

Это было гибельное для любви время. Хотя древний феодальный обычай и был капитализирован, он от этого не стал ни менее унизительным, ни менее тяжелым. Раньше, в феодальной Осетии, девушек буквально меняли на скот и отдавали в другой дом, даже не взглянув на жениха. Впрочем, и жениха редко кто спрашивал. Но зато учиняли тщательный и придирчивый осмотр натурной плате за девушку в виде калымных быков и другой живности. И только внешняя сторона сделки изменилась к началу века. Теперь родители жениха и невесты уже торговались с купеческой алчностью. И это было единственной приметой века. Родители невесты пересчитывали засаленные рубли, полученные за живой товар у родителей жениха. Каждая сторона вела себя так, будто имела дело с базарным перекупщиком, которого не грех и надуть. И обеим сторонам не было никакого дела до чувств своих детей...

Статья Розы Кочисовой, напечатанная в газете «Новая жизнь», произвела эффект разорвавшейся бомбы - никто ничего подобного не ожидал от осетинской девушки. Обе Осетии - и Северная и Южная - зачитывали газету до дыр. Роза напоминала девушкам о гордости, как о лучшей добродетели. Взывала к родителям, тревожа дремлющую совесть и родительские чувства в них. Одни произносили имя Розы с благоговением и любовью, други - с ненавистью и скрежетом зубовным. Девушка била по больному месту - общество заслужило это истязание. И оно вздрагивало от хлестких ударов бесстрашной осетинки...

Статья была написана столь страстно, что ее и сегодня можно было бы перепечатать, ибо - чего греха таить! - найдутся и в наше время люди, которым огненное и вразумляющее слово Розы принесло бы немало пользы.

Многое могла бы сказать и нашим современницам талантливая Роза Кочисова, потому что далеко она видела и емкое у нее сердце было, любовью к людям болевшее. И дошло бы ее огненное слово до каждого, кто не разучился принимать к сердцу обращенную речь...

Есть в этом какая-то непоследовательность, парадокс какой-то есть - отмечать столетие со дня рождения девушки, едва прожившей такой до обидного короткий срок - неполных двадцать два года. Но, с другой стороны, и логика в этом есть и правомерность тоже - живо ведь и не потускнело нисколько ее слово. Оно и до сих пор остается свежим и сильным. Это - не комплимент и не снисхождение к молодости Розы Кочисовой. Но это, однако, и не почтение к временному промежутку в сто лет, пролегшему между нами и талантливой девушкой, которая ворвалась в осетинскую культуру, как метеор, и сгорела, подобно этому посланцу высоких миров, в неустроенной жизни тогдашней Осетии. Это всего лишь констатация факта...

И теперь, когда смотришь на портрет Розы Кочисовой и размышляешь над ее творениями, трудно отделаться от мысли, что было в ней, очень женственной и по-женски красивой, нечто от ее цветочного имени...

Будто на молодом кусте розы, едва утвердившем свои корни в почве и первый раз зацветшем, вдруг жадно, раньше положенного срока, заалели первые розовые бутоны, которые, несмотря на свою пышность, свидетельствуют, однако, о том, что это всего лишь подобие того, что обещает и может дать куст при умелом уходе и благоприятной почве. И это так очевидно, что не надо быть многоопытным цветоводом, чтобы уверенно сказать: «Этот розовый куст - следствие какой-то невероятной селекции, которую время от времени позволяет себе природа. И аромат цветка тоньше, и краски изысканней, и форма совершенней»...

И если мы не дождались того, что обещала и могла дать осетинской культуре Роза Кочисова, этот дивный цветочный куст, выросший на почве Осетии, то здесь не ее надо винить, а судьбу, скупо отмерившую не такой до обидного короткий век - неполных двадцать два года...