Однажды Сосрыко отправился из дому куда-то на семь лет; ни один из нартов не узнал об этом.
— Пропал Сосрыко! — сказали нарты. — Он был единственным славным мужем между нами, единственным весельчаком, приводившим нас в живость, заставлявшим забывать нас тяжелые часы жизни! — И не на шутку стали горевать нарты: перестали веселиться, петь песни, танцевать или играть на скрипке.

Вышел к ним однажды Сырдон и спросил с усмешкой:
— Что вы, нарты, горюете: перестали веселиться, словно кого оплакиваете?!
— Эта собака все пристает со своим весельем, когда нам не до веселья: пропал у нас муж, которого не стоили все нарты; а он нам говорит, чтобы мы веселились! — ответили обиженные нарты.
— Подождите немного, ваши дома увидят, как он пропал, — сказал им Сырдон.

Сосрыко между тем, отправившись из дому на семь лет, нанялся где-то к одному армянину. По прошествии семи лет он стал уходить от армянина.
— Уходишь, добрый человек? — спросил армянин у Сосрыко. (Армянин этот в продолжение семи лет не узнал, что к нему нанялся Сосрыко нартовский.)
— Ухожу, — ответил Сосрыко.

Армянин между тем собрался ехать в одно место, где играли в альчики. Он взял три альчика и отправился. С ним отправился также смотреть, как армянин будет играть, Сосрыко. Стал армянин играть и обыграл всех; его же никто не мог обыграть. Альчики были какие-то особенные, не простые. Сосрыко смотрел, как армянин обыграл всех, и много дивился чудным альчикам.

Вернулся армянин домой с Сосрыко.
— Семь лет я служил у тебя, — обратился Сосрыко к армянину, — и ты в продолжение этих семи лет не мог узнать, кто я такой, знай же: я Сосрыко нартовский. Желаю тебе, чтобы семилетняя служба моя пошла тебе на пользу. Я прошу у тебя теперь одного: отдай мне эти три альчика за семилетнюю работу мою, — больше я у тебя ничего не прошу.
— Отдам, отдам, сделаю все, что хочется тебе, — ответил армянин и отдал ему сейчас же альчики вместо следовавшей ему платы. — Не знал я до сих пор, что ты нартовец; теперь я не пущу тебя пешком, — сказал армянин и отдал ему хорошего коня с седлом, уздой, с плетью и прочим.

Сосрыко отправился домой. Сатана очень любила Сосрыко, хотя и не родила его. Со дня отлучки Сосрыко она каждый день отправлялась на седьмой этаж своего дома и оттуда в подзорную трубу старалась высмотреть его. Однажды она увидела ехавшего по берегу моря всадника, конь которого взбрасывал землю большими комками. «Если поищет он броду, — сказала Сатана про себя, — то он простой всадник, не мой сын и не из наших; если же он не простой человек, то въедет в самую глубь моря». Проехав еще немного по берегу моря, всадник въехал в самую глубь моря и, подобно рыбе, переплыл на своем белом шаулохе море.
— Едет к вам, нарты, отряд целый или по крайней мере пол отряда — такой всадник будет здесь сейчас! — уведомила Сатана нартов в ныхасе.

Когда подъехал всадник к ныхасу, Сатана узнала в нем Сосрыко. Она начала обнимать его.
— Где ты пропадал семь лет, не рожденный мною сын?! — восклицала Сатана много раз. Она задала пир по случаю благополучного возвращения Сосрыко из дальнего странствования, куда были приглашены нарты. Нарты тоже много радовались возвращению Сосрыко. Явился сюда же и бедовый Сырдон.
— О нарты, нарты! Вы семь лет чуть не носили траур по Сосрыко. Говорил я вам, что он возвратится, что ему не писана смерть, теперь видите его, и он опять покажет вам себя в чем-нибудь.
— Семь лет, Сосрыко, ты странствовал, ты должен показать нам какую-нибудь новую игру! — пристала к нему нартовская молодежь.
— Да, я знаю игры, — сказал Сосрыко. — Кто играет в альчики, пусть идет со мной играть.

Многие вызвались играть с Сосрыко.
— Ну, как, на каких условиях играют обыкновенно у вас? — спросил Сосрыко.
— Как и на каких условиях будешь играть ты, так и мы будем, — отвечали ему.
— Если кто выиграет у меня, — сказал Сосрыко, — тот может или отрубить мне руку, или отрезать ухо, или выколоть глаз, или же снять мне со спины кожу наподобие ремня длинного, а я кого обыграю, тому сделаю то же самое; кто на таких условиях играет, тот пусть играет.
— Все мы играем, — ответили молодые нарты, — потому мы и славимся храбрыми, что не побоимся и на. этот раз.
— Ну, так хорошо, — сказал Сосрыко,— будем играть.

Да будет так врагу твоему, что он наделал им. Обыграл их всех и поэтому кому отрезал руку, кому — нос, кому глаз выколол — словом, изуродовал всех, и, таким образом, разошлись по окончании игры.

Встретился нартам Сырдон:
— А-а-а, нарты! Вот вы семь лет носили траур по Сосрыко, а теперь вы видите, надеюсь, что он жив, — наделал вам добрые тавра, теперь вы нигде не можете пропасть: признаки хороши! Кто из вас был с носом — теперь без носа, кто с ухом — теперь без уха, кто с рукой — теперь без руки! Хорошо погиб Сосрыко, нечего сказать!

Злились на Сырдона нарты, но что же делать, когда все это было правда, оставалось им только попрятаться по углам своим.

Узнав о проказах Сосрыко, Сатана стала укорять его:
— Ай-ай, Сосрыко! Нарты семь лет по тебе траур носили, никто из них не взял скрипки в руки за эти семь лет, а ты их теперь так изуродовал. Не следовало тебе так поступать!
— Что же делать, как условились при игре, так я и поступил, — ответил Сосрыко.

У славного нартовца Уазина был единственный сын по имени Дзех. Дзех умер. «О боже, я доволен тобою: ты дал мне этого отрока, потом ты же рассудил и отнял его у меня!» — взмолился Уазин. Могила Дзеха очутилась возле Барастыра по воле божьей. Богу показался слишком уж оскорбительным поступок Сосрыко, поэтому могилу Дзеха вдруг стал освещать тонкий луч наподобие паутины. Дзех зашевелился в могиле, которую разметал, потом, взбросив доски могильные вверх, и встал; поклонился он Барастыру в ноги и стал просить отпустить его на этот свет.
— Как же я отпущу тебя? Эти покойники пойдут тоже все за тобой.
— Я найду средство удержать их здесь, только отпусти меня, — сказал Дзех.
— В таком случае ступай, — согласился Барастыр и отпустил.
Дзех взмолился:
— О боже богов! Пошли такой снег, который был бы по колено!

Бог послал ему такой снег. Тогда он подковал свою лошадь подковами назад, оделся и выехал. Покойники ринулись было за ним, но их остановили. Они стали жаловаться, что не пускают их, тогда как кто-то поехал.
— Подите посмотрите, куда направлен след: вперед или назад? — приказал Барастыр.
— Следы направлены назад, к нам, — донесли ему.
— Ну, так упасть по могилам! Это кто-нибудь едет к нам, — успокоил их Барастыр.

Покойники попадали по своим могилам.

Дзех между тем приехал на Игорную площадь нартовскую.
— Сосрыко, выйди к гостю! — кликнул Дзех Сосрыко.
— Езжай сюда! — отозвался ему в ответ Сосрыко из дому.
— Нельзя мне туда, выйди ко мне сюда! — кликнул опять Дзех.
— Нет, не выйду туда! — был ответ Сосрыко.
— Ай-ай! Как мало у тебя уважается гость! — укорил мальчик Сосрыко.

Сосрыко не вышел к нему. На ночь Дзех остался на том месте, легши около своего коня. Утром посмотрела Сатана на Игорную площадь и увидела вчерашнего мальчика, спавшего около своего коня.
— Ну, не рожденный мною сын, иди, испробуй себя и с этим всадником. Он ожидает тебя.

Сел Сосрыко на коня и выехал к нему.
— Сосрыко, отчего в глазах твоих гость так мало значит? — спросил мальчик. — Приехал я к тебе узнать и увидеть какую-нибудь новую игру, а ты и глаз не кажешь.
— Прости меня, гость, не знал я этого и не мог явиться к тебе вчера, — извинялся Сосрыко.
— На этот раз прощаю, но покажи что-нибудь новое.
— Играю я в альчики, — сказал Сосрыко.
— Хорошо, будем играть в альчики.
— Если ты обыграешь меня три раза, делай со мной, что заблагорассудится тебе; если я обыграю тебя, я сделаю с тобой, что мне захочется.
— Хорошо, идет, — согласился мальчик.
— Начни, — сказал Сосрыко.
— Нет, начни ты, ты старше: мне не следует начинать прежде тебя, — ответил мальчик.

Бросил Сосрыко три альчика на землю, из них вылетели три голубя, которые сели на дерево. Бросил потом альчики Дзех, из них вылетели три коршуна, которые кинулись на голубей и обезглавили их. Побледнел Сосрыко: нелегко у него было на сердце, что с таким необыкновенным мальчиком заспорил.
— Ну, теперь я не стану бросать первым, бросай ты, — закапризничал Сосрыко.
— Нет, нельзя: я не имею права бросать первым! — отказался мальчик.

Бросил опять Сосрыко альчики: из них вышла красивая арба, нагруженная просом. Улыбнулся Дзех и бросил тоже альчики: из них выскочила тысяча наседок с цыплятами, которые жадно бросились на арбу и не оставили там ни одного зернышка.
— Брось теперь ты! — горячился Сосрыко.
— Нет, Сосрыко, я не смею: ты старше меня, бросай; кстати, это последний раз! — ответил мальчик.

Сосрыко бросил третий раз альчики. Из них выскочили три кабана, которые бросились бежать. Потом бросил Дзех: из альчиков выскочили три борзые собаки, которые пустились за кабанами, догнали их и разорвали на мелкие куски. Тогда мальчик сел на коня. Он то дернет за ухо Сосрыко, то за нос, то потеребит ему руку или поднесет ему к глазу кончик своего булатного кинжала с руганью, что он, Сосрыко, так бесцеремонно надругался над нартовской молодежью. Наконец, когда мальчик, в свою очередь, надругался над Сосрыко вдоволь, то всадил ему пику в ворот и, поднявши в воздух, стал таскать его на острие пики.
— Что ты мучаешь меня? Если что хочешь сделать со мною, отпусти меня на землю и делай, что хочешь! — взмолился Сосрыко.

Когда мальчик потаскал Сосрыко довольно долго, то бросил его на землю, Сосрыко лежал на земле, как мертвый, не вставал на ноги.
— Это тебе не бесчинства против нартов, — сказал Дзех. — Знай, что ты наказан сыном Уазина Дзехом.

Немного еще оставалось до захода солнца, так мальчик приударил коня и поспешил на тот свет, взмолившись прежде: «О боже богов, останови еще немного солнце, чтобы я светом добрался до места». Бог внял его просьбе и остановил солнце. Вот теперь вечером солнце при заходе бросает красные лучи: это, говорят, в память того события.
— Ах, мною, не рожденный сын, говорила я тебе, наткнешься когда-нибудь на равного себе, вот так и случилось, — говорила Сатана Сосрыко, который, прихрамывая, насилу дотащился до Сатаны.
— Так мне и надо, — сказал Сосрыко, — я слишком многое позволял себе.