Однажды Урызмаг возвратился из странствия, а нарты сидели в ныхасе и, как видно было, унывали что-то сильно: едва приветствовали сказавшего «добрый день» Урызмага.

— Что это с нартами, что так приуныли? — спросил Урызмаг у Сатаны.
— Да прислушались к своему желудку, — ответила Сатана.
— Ай, ай, молодые нарты, вы так упали духом, что подумаешь, каждый из вас похоронил того, кто ему дороже всего на свете! — упрекнул нартовскую молодежь Урызмаг, когда вошел в ныхас. — Так, сто зовется мужчиной, садись на коня, поедем со старым-малым, авось раздобудем чего-нибудь!

Поехали лучшие представители нартов с Урызмагом. Ехали они долго-долго. Наконец, до того стали изнемогать от усталости и голода, что хотели протянуть ноги. Вдруг Урызмаг заметил у подошвы гор пастуха громадного роста со стадом овец.
— Ну, младшие, кто поскачет и привезет нам на ужин баранов вон из того стада? — спросил Урызмаг своих младших. Никто из нартов не отозвался. — Видно, старому самому придется поехать, — проговорил Урызмаг и полетел стрелой к пастуху.

Прискакав к нему, он соскочил с лошади, как резвый парень, и поймал лучшего барана величиной с порядочного быка. Он не мог удержать барана: баран поволок его за собой, и Урызмаг попался в руки косому-одноглазому великану-пастуху.

— А, мое солнышко Бодзол! Спасибо тебе, что доставил мне то, чем можно будет вечером помазать себя, по крайней мере по губам и по пальцам,— обрадовался великан и бросил Урызмага в пастушью суму. — Что ты там шевелишься? Ведь если придавлю вот этак, ребра у тебя посыплются вовнутрь! Сиди там смирно! — грозил великан шевелившемуся в суме Урызмагу, который принялся за съестные припасы великана.

Между тем солнце заходило; великан, поэтому пригнал свое стадо домой, в одну пещеру, вход в которую заваливал за собой громадной скалой, а она, скала эта, так плотно приходилась, что не пропускала в пещеру ни одного луча дневного света.

— Поди принеси, сынок, вертел, я вот лакомый кусок зажарю, который сегодня притащил мне Бодзол! — обратился великан к сыну.

Сын принес железный вертел. Великан взял вертел и надел на него Урызмага и поставил его у огня, а сам, усталый, в ожидании шашлыка повалился у очага спать. Вертел не прошел сквозь Урызмага, а прошел между телом и платьем, поэтому только великан повалился спать и захрапел, Урызмаг соскочил с вертела, разжег вертел докрасна и воткнул его в хороший глаз великана. Поревел, побесновался великан и, слепой, должен был смириться, пригрозив только, что все- таки он и слепой доберется до маленького лукавца. Урызмаг убил и сына его. С досады и злости великан кусал себе пальцы, но ничего не помогало, разумеется: отомстить он, слепой, не мог. К утру овцы стали блеять. Это значило, что настало утро и пора выпускать их на пастьбу.

— Но будет беда дому твоему. Ты от меня все-таки не уйдешь! — пригрозил великан опять Урызмагу и, отвалив от входа скалу, сел на порог и стал поодиночке выпускать овец.

В стаде великана был большой белый с длинными рогами козел, любимый козел великана. Урызмаг наскоро зарезал этого козла, снял с него шкуру с рогами, оделся в нее и пошел на четвереньках первым.
— Это Гурчи. Иди, умница Гурчи, иди попаси стадо до вечера и пригони домой; да, я уж слеп, к тому же хочу мерзавца наказать! Иди, иди! — он погладил его по шерсти и пустил.

Урызмаг выскочил, таким образом, и теперь ожидал выхода всего стада. Когда стадо вышло, он вскрикнул:
— А я ведь здесь, слепой осел! Великан с досады тут же околел.

Урызмаг погнал большое стадо к нартам, а нарты — чуть живые. Стал он резать баранов и угощать нартов.
— Ну, что, нарты, довольны? Еще? — спрашивал Урызмаг, угощая их.
— Довольны, сыты! — сказали нарты.

Что уцелело от стада, они, отправившись, домой, погнали за собой. Пригнали овец на ныхас. и стали делить. Поделили поровну между собой.
— Не так, не так, люди! — сказал один нартовец. — Урызмагу следует еще доля старшего; мы умерли бы с голоду, если бы не повел нас снежнобородый — все это ведь достал Урызмаг!

Никто не стал возражать: каждый из них отделил известную часть своей доли для Урызмага, и Урызмаг получил, таким образом, еще долю старшего. Стали веселее выглядеть нарты.