Как отправились однажды с вершины Уарппа три мужа: Хамиц, Сослан и Сауай, сын Кандза. Батраз, сын Хамица, был горец; от вершины Уаза он как младший сопровождал их. Как собрались могучие нарты на вершине Бештау, так принялись за большой симд. Пляшут, танцуют могучие нарты, ожидают появления красавицы Акула. Тем временем подъезжает к ним, джигитуя на своем богатырском Арфане, нартовский нарт старик Орузмаг:
— Из-за чего танцуете, из-за чего пляшете, что вы подняли шум на весь свет?
— Из-за чего танцуем, как это мы тебе не скажем? Между Кара-морем и Ак-морем живет красавица Акула, известная всему миру; каждый день она делает три оборота вокруг неба: может быть, в один из них она обратит на нас внимание, и кто-нибудь из нас ей понравится!
— О собачьи нарты! Что вы мне дадите, если я вам покажу Акула-красавицу сейчас же?
— Я дам тебе своего скакового коня!
— Я дам тебе свое меткое ружье!
— Я дал бы тебе свою острую шашку! — наперебой выкрикивали могучие нарты, танцуя.
— О, если бы старик Орузмаг оказался еще таким мужем, который заманил бы красавицу Акула сюда, то не пожалел бы ему свой меткий лук! — так говорит ему маленький Батраз.

Как устремился, как помчался старик Орузмаг, и между Кара-морем и Ак-морем на острове, на Таманской равнине, между небом и землей как увидел он медную башню. И как устремился, и помчался он туда. К вечеру стал приближаться к ней. Конь Орузмага понимал человеческий язык.
— Да съедят тебя собаки, если ты еще сдвинешься с места после того, как подъедешь к башне! Буду бить тебя, — говорит Орузмаг, — заставлю тебя испытать всякое зло, а ты притворись хромым, опрокидывайся на землю, может быть, Акула-красавица из жалости к тебе выглянет с вершины башни!

Как научил Орузмаг своего коня, так животное и поступило. Орузмаг бьет своего любимого коня и вдоль и поперек, а конь не сходит с места. Акула-красавица смотрит из своего окна, удивляется, поражается старику. И вот посылает к нему свою служанку: не могла больше сдержаться.
— Иди, девушка, останови этого старика! Это такой человек, у которого большое горе; или сильно он пьян, или женой сломлен; это такой человек, которому уже все равно; узнай, мое солнышко, в чем причина.

Как служанка могла не послушаться Акула-красавицы! Приглашает она Орузмага.
— Да не омрачатся дни твои, беззаботная девушка! Если бы я имел время погостить, то я бы и до вашей хижины нашел такую же, но мне не до этого: Арган-Аурген (Агез-Биаурген) собирает войска к берегу Кара-моря, против владений моей сестры; сегодня ночью это войско прибудет сюда — вот спешу известить об этом сестру, может быть, я еще спасу ее.

Как служанка могла не рассказать эти новости Акула-красавице!

А Акула-красавица как могла не испугаться вести о войне, и как она могла не спуститься к старику Орузмагу с вершины башни!
— Сегодня ночью оставайся здесь, добрый старик! Дай отдохнуть и своему коню, а завтра будет то, что угодно богу! — просит Акула-красавица.

Старик Орузмаг согласился: что лучшего мог он просить
у бога?

Утром рано встает он; направляет свою подзорную трубу на Кара-море; начинает дивиться, поражаться, как будто бы и в самом деле видит:
— О боже, войска Арган-Аургена идут черной массой — разгромили и владения моей сестры! Пусть каждый из вас спасается, как может, я же отправлюсь обратно!
— Тогда и меня бери с собой! — обратилась к нему с просьбой Акула-красавица.
— Куда я тебя возьму, когда сам погибаю! Но и как мне смотреть на твою беду, если я не могу тебе помочь!

В конце концов соглашается старик Орузмаг — как он мог не согласиться, если об этом просил бога!

Акула-красавица велела запрячь шесть лошадей в коляску, посадила Орузмага рядом с собой и отправилась в путь. Сколько проехали, бог знает. И стали виднеться пляшущие на вершине Бештау нарты. Акула-красавица говорит Орузмагу:
— Что там чернеет?
— Видно, это нартовские дозорные про войну услышали.

Доехали до них, и оказалось, что это могучие нарты танцуют,
пляшут симд на вершине Бештау. Остановилась коляска возле них. Смотрит на них из окна Акула-красавица. Нетерпеливый Сослан не сдержал себя, повел плечами и говорит:
— Мы столько дней здесь танцуем из-за тебя, а теперь прошу тебя, спляши со мной!
— Хороший ты человек, сплясала бы с тобой, но ты — горец, и если я вовремя не приготовлю мягкую траву для твоих кожаных чувяков, то ты, нетерпеливый, погубишь меня!
— Да будешь ты жертвой подошвы моего чувяка! — С этими словами он показал ей подошву, продолжая плясать с поднятыми плечами и поникшей головой.

А после него старик Орузмаг расправил свои плечи:
— Выходи, выходи, девушка, спляши со мной!
— Не спляшу и с тобой: подобно весенней траве, белое и черное у тебя перемешалось!

А потом Сауай, сын Кандза, обратился к ней:
— Тогда выйди, спляши со мной!
— С тобой я сплясала бы, но опасаюсь, если из сильных людей кто-нибудь сожмет твою руку, приняв за мою, расплющит ее!

После всех говорит ей маленький Батраз, сын Хамица:
— Тогда спляши со мной, девушка!
— А с тобой я спляшу: среди нартов только ты один без недостатка! Но и у тебя есть один недостаток, и если бы ты смог его устранить, то достоин был бы со мной плясать. Крылатый семиголовый уаиг Кандзаргас унес твоего дедушку Уона за горы; сделал его своим табунщиком; шуба его из жеребячьей кожи вся покрылась на нем вшами и гнидами — в солнечный день она съеживается на нем, а в дождливый день растягивается на нем. Так он живет. Если ты его выведешь оттуда, то мне и плясать с тобой! — сказала Акула-красавица и закрыла за собой окно в своей коляске.
— О собачьи нарты! Да пропадут ваши головы, если прекратите свой симд, а невесту мою обидите каким-нибудь обидным словом!

Маленький Батраз, сын Хамица, вскочил на своего коня, приехал домой и говорит своей матери:
— Нана, о нана! Нартовские наездники отправляются в поход, и ты укажи мне, если от отца осталось что-нибудь где-нибудь: старый ли меч, старый ли конь или старое седло, укажи мне, чтобы и я мог получить свою долю.
— О да съест нана твои болезни! Если бы ты был в состоянии носить доспехи и совершать набеги, то нашли бы для тебя доспехи! Вон в кладовой стоит железный сундук, полный доверху доспехами твоего деда, подойди к сундуку, обратись по-хатиагски, дверь железного сундука откроется, и возьми то, что тебе будет нужно.

Маленький Батраз, сын Хамица, зашел в кладовую, обратился к сундуку по-хатиагски. Дверь сундука открылась со звоном. Батраз надел на себя все, что ему понравилось, — меч, панцирь — и в таком виде вышел к своей матери.
— Нана, о нана! Скажи мне, как идут мне доспехи отца моего!
— О да насытится нана твоими болезнями! Как тебе идут? Твой панцирь идет тебе так, как солнце горам; твой меч на твоем поясе блестит будто весенняя роса на свежей траве. Как иначе?!
— Тогда, нана, приготовь мне такую еду, чтобы спине легко было, а желудку приятно, и отправлюсь я в набег. Укажи мне еще, остались ли где-нибудь от дедушки старое седло и старый конь!
— Вон в кунацкой висят седло и уздечка твоего деда, возьми их, в густом лесу взберись на самое высокое дерево карагач, потряси уздечкой, тогда со ржанием прибежит к тебе белый арфан твоего деда, а потом — твое мужество и ты сам. Сядь на него, обуздай, и он будет тебе служить; но если ты не сможешь на нем усидеть, то пеняй на себя!

Батраз выслушал слова матери. Он взял в дорогу еду, что была легкой для спины, приятной для желудка, и пошел с седлом и уздечкой. Маленький Батраз влез в черном лесу на самый высокий карагач, с его вершины он потряс уздечкой, и белый упитанный куцый конь деда Уона явился к нему со ржанием. Батраз, стоя наготове, взнуздал его, пригнал седло и вскочил на него. Строптивый конь трижды подскакивал вверх, гарцуя между черным лесом и тучей. Трижды Батраз наносил ему такие удары, что от боков коня отлетала кожа на кожаные чувяки, потом натянул повод, заставил его гарцевать и сказал ему:
— Осленок! Ты пригодишься мне до поры до времени переносить поклажу!
— А ты, озорник, тоже пригодишься мне до поры до времени в седоки! — сказал ему человеческим языком белый арфан.

Снарядился маленький Батраз, сын Хамица, и отправился в путь. Ехал и длину резал, будто ширину. Сколько проехал, бог знает, а потом конь проговорил человеческим языком:
— Куда ты едешь? Хорошо бы знать.
— Деда моего унес за горы семиголовый уаиг Кандзаргас, я еду разыскивать его.
— Как это удастся тебе? — сказал конь, а сам прослезился. — И отец твой долго преследовал этого уаига, но не смог его одолеть. На пути к уаигу есть две горы, они будто два барана дерутся, сталкиваются. Как только они разойдутся, ударь меня три раза, чтобы с боков моих отлетела кожа на кожаные чувяки, а с твоих ладоней — на подошвы, и мы проскочим, а не то погибнем. Твой дед однажды не смог ударить меня так, как следует, горы захватили хвост, с тех пор я куцый.

Доехали туда, где горы будто два барана сталкиваются. Сын Хамица Батраз прогарцевал на коне, подтянул его, повернул в сторону гор и, как только две горы разошлись, нанес коню три таких удара, что от боков его отлетела кожа на кожаные чувяки, а от ладоней Батраза — на подошвы. Рванулся конь и оказался за горой. За горой холмы, а по ним на одной стороне табуны коней и стада коров двигались, колыхаясь, подобно густой траве под порывами ветра, а на другой стороне огромные пространства чернели от мелкого скота. И пас их всех старик. Подъехал к нему Батраз и говорит ему:
— Да будет у тебя много скота, добрый старик!
— Да даст и тебе бог скотину, славный молодец!

С этими словами старик обошел коня и зарыдал.
— Из-за чего ты плачешь, добрый старик? Я так неприятен тебе?
— Из-за чего я плачу? И у меня в молодости был такой арфан, вспомнил я его и заплакал.
— Вот этот конь и есть твой конь, а я — твой внук, Батраз, сын Хамица. Не бойся больше, старик, будет то, что угодно богу.
— Если ты нашего рода, подойди, я ощупаю тебя.

Батраз, сын Хамица, подошел к нему. Ощупал его старик и горько заплакал.
— Хватит того, что я погиб, а ты еще куда ехал!
— Не плачь, дед! Это нам не поможет, укажи лучше, где жилище уаига, и тогда, что угодно богу, то и ладно.

И дед указал ему дом уаига.

Батраз вошел в жилище уаига, а уаиг спит и храпит, изо рта его вылетают горящие уголья; на потолке они превращаются в черную золу и падают на пол; у ног уаига — дочь Солнца, а у головы — дочь Луны. Девушки плачут, плачут, и слезы их падают алмазными зернами, и на полу большого дома образуют они целые груды.
— Да будет день ваш добрым, девушки! — говорит им маленький Батраз, сын Хамица. — Из-за чего плачете?
— Да будет дело твое правым, сын Хамица, маленький Батраз! Довольно того, что мы погибли. Зачем еще ты приехал сюда на свою погибель? Скоро проснется наш хозяин и опять высосет из наших пяток кровь. Из-за этого мы и плачем. Просим тебя, уйди отсюда, а то он тебя съест!
— Скажите мне, от чего он может погибнуть?
— Вот за нашей дверью стоит железный сундук, запертый накрепко, а в нем большой меч. Чтобы поднять меч, нужно сто буйволов; но только этим мечом можно убить его: ни нож его не режет, ни ружье не бьет!

Подошел Батраз к сундуку, обратился к нему по-хатиагски. Дверь сундука открылась. Достал оттуда меч уаига, поточил его, ударил по голове великана. От шеи Кандзаргаса отскочили шесть голов, и сказал уаиг:
— Сын Хамица Батраз! Недостойно тебе нападать на спящего человека. А теперь, прошу тебя, ударь меня второй раз для того, чтобы я скорее умер.
— Подобно Елиа, наношу удар я один раз, не буду второй раз ударять. А во время сна напал на тебя потому, что долго держал ты моего деда в большом бесчестье, и в гневе от того не смог я сдержаться; сознаюсь, не следовало бы мне этого делать!

Уаиг испустил дух, и девушки упросили Батраза, чтобы он взял их с собой. И он поклялся. Тогда девушки сказали ему:
— Есть здесь одна веревка, все, что ты перевяжешь ею, станет невесомым. Есть здесь еще и кожа, на которой могут уместиться сокровища всего мира, а все, что уместишь на ней, перенесешь на крыльях нашего Кандзаргаса — они перенесут тебя через горы и леса. Еще в расщелине горы есть молочное озеро: тот, кто выкупается в нем, омолодится.

Батраз тогда искупал своего деда в молочном озере, и он сразу помолодел. А потом наполнил свой кожаный мешок и положил его в карман. А после этого собрал все имущество великана на кожу, перевязал все это веревкой, и оно стало легче хмелиного пуха. И тогда все люди вместе со скотом сели на крылья Кандзаргаса и перелетели через горы.

За горами Батраз развязал веревку, и тот скот, который сошел с подошвы, покрыл огромные пространства. Оттуда Батраз отправился на своем белом арфане домой. Вместе со скотом и женщинами Батраз пространствовал целый год. Вся одежда его истрепалась. Ровно через год прибыл он с большим табуном к вершине Бештау. А там могучие нарты плясали, собравшись в крут. Акула-красавица закрыла окна коляски и к возвращению Батраза приготовила всю одежду — с ног до головы. Батраз переменил одеяние свое, и могучие нарты с пением алай-булай привели ему в жены Акула-красавицу. Батраз выкупал и Хамица в том молоке, и Хамиц помолодел.

Дед Уон и Хамиц тоже женились, один на Хорческе, дочери Солнца, другой на Мисирхан, дочери Луны. Никто никогда, кроме Батраза, не женился с дедом и отцом одновременно.