Религиозные верования осетин, складывавшиеся на протяжении длительного времени и отразившие в своей структуре несколько различных пластов, полностью соответствовали уровню их социально-экономического развития. Наиболее значимыми из них следует считать верования, сформировавшиеся на сугубо местной (кавказской) почве; они, бесспорно, отличались близким сходством с идеологией других народов региона. По образному выражению Ф.Энгельса, «раз возникнув, всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений, подвергая их дальнейшей переработке» и сохраняя при этом «известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой».

Осмысление, анализ мировоззренческих установок и в целом духовного наследия древних осетин невозможны, пока мы будем оперировать понятийным аппаратом, применяемым для анализа классовых форм общественной организации. Соображения, основанные на анализе существующей этнографической литературы, сводятся к тому, что в формационном плане горское общество действительно было традиционным и расположенным в силу ряда причин к глубокой консервации как материальной, так и духовной сферы жизни. Причины эти были практически непроходящими. Одна из них, изначальная и объективная, - крайняя скудость экономических потенций среды обитания, ограниченность производительной деятельности (горы - это малоземелье, бездорожье, достаточно суровый климат); столь же объективна и вторая причина: нестабильность политической ситуации в этом крае, расположенном у проходов и перевалов, на перекрестке дорог. Здесь не было ни времени, ни условий для вызревания какой-либо духовности (с эпохи бронзы Кавказ - объект давления внешних сил). Эволюция этого общества изначально определялась соотношением политических сил в системе «горы-степь», характером взаимодействия этих хозяйственных организмов, таких разных по сути своей и возможностям. Приспособленной к среде формой жизни была максимально простая структура - традиционное, саморегулирующееся общество. Как известно, сложность не вариабельна; именно простота структуры, а значит и се жизнеспособность, обеспечивает максимальную вариабельность: чем проще социальный организм, тем легче приспособиться к многообразию жизни.

В седьмой книге «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия, написанной в 75-79 гг., содержится любопытное упоминание об аланах, совершавших военные походы в Закавказье. Здесь же указывается на места их расселения: народ аланов обитает возле Меотиды и Танаиса - Азовского моря и Дона.
Перевод «Истории» Иосифа Флавия на древнерусский язык с большими стилистическими вольностями, сокращёниями и дополнениями сравнительно с греческим оригиналом был осуществлен не ранее середины XI в., но не позднее XII в. Причем многие дополнения, видимо, принадлежали древнерусскому переводчику.
Стремясь приблизить к пониманию своих современников античную этнонимику Северного Причерноморья, переводчик название «аланы» дает через термин ясы: «Языкъ же ясескый ведомо есть, яко от печениженьска рода родися, живуще подле Тана и Меотскаго моря». Это место из сочинения Флавия неоднократно привлекалось в кавказоведческой литературе для подтверждения этногенетической преемственности алан и ясов (осетин).

На пороге нового столетия мы становимся свидетелями глубинных процессов в области духовной культуры человечества: сближения Востока и Запада. Европа как бы уставшая от стремительного движения к вершинам технического прогресса, решила перевести дыхание и жадно вбирает в себя гуманистическую философию Востока о человеке и боге, о вечных категориях добра и зла, света и тьмы, духа и разума. Истоки этой философии уходят корнями в седую древность, в Великую степь.
Над бескрайними просторами евроазийских степей простиралось бесконечное небо ариев и три, и четыре, и пять тысяч лет тому назад. Под этим небом зародилось арийское племя и арийский дух. Здесь в этой степи внимали арии древним мифами и древним богам. Отсюда обращались они к высоким горам и Великому богу. В этих горах, в Поднебесье, поле Зилахар избрали они обителью своих святых и героев. В борьбе и единстве степи и гор явился миру новый народ не раз, восстававший из пепла, пронесший через тысячелетия язык, религию и эпос «сынов Неба», вобравший в себя неписанную историю осетин, ставший жемчужиной поэтического гения потомков «вечно воинственных алан».

Кобанская археологическая культура второй половины II и первой половины I тысячелетия до н.э. остается по сей день одной из наиболее ярких и богатых культур в древней истории всего Кавказа. По памятникам этой самобытной культуры создано большое число монографий и множество статей, в которых затрагиваются вопросы ее формирования, происхождения, ареала, контактов с синхронными археологическими культурами, но вопрос этнической принадлежности ее создателей конкретно еще никогда не ставился, а рассматривался на общем фоне других проблем.
Открыто и исследовано множество памятников, материалы из которых определяют значимость этой культуры для решения кардинальных проблем древней истории Кавказа вообще, Центрального в особенности. Главными памятниками, определяющими сущность и содержание кобанской культуры являются Кобанский могильник на северном и Тлийский на южном склонах Центрального Кавказа, об общности культур которых писалось еще в 1969 году.

Прародина иранцев Арьяна Вайджа («Арийский простор») по Авесте располагалась на реке Вахви Дайтья, но в Авесте и Бундахишне упоминаются две реки, окружающие иранский мир, западная и восточная. Предполагают, что это представление о двух реках иранского мира очень древнее. Э.Герцфельд писал: «Фрагменты эпоса, цитированного в Авесте, представляют картину пре-Иранского [то есть, до образования Иранского Государства] мира как дуаб, ... равнину с двумя реками... Имена двух рек - Рангха и Вахви».